Он покорно закрыл глаза.
Стало тихо, слышен был только лёгкий шорох. Фёдор Степанович чувствовал, что Кира совсем близко. Всё напряжение сосредоточилось в болевой точке, от чего боль становилась жгучей. Компресс что ли холодным яйцом, только бы похолоднее…
Ничего не происходило. Минута, две, три…. Вечность.
Кира словно почувствовала (а, может, увидела в слабом отблеске свечи) и выдохнула:
– Тшшшш…
Фёдор Степанович попробовал расслабиться.
– Владыко, Вседержителю, Святый Царю, наказуя и не умерщвляя, утверждая низпадающия и возводяй низверженныя, телесныя человеков скорби исправляй, – тихо-тихо, еле слышно зашептала Кира.
Он поднял брови, не открывая глаз.
– Молимся Тебе, Боже наш, раба Твоего Фёдора немощствующа посети милостию Твоею, прости ему всякое согрешение вольное и невольное. Ей, Господи, врачебную Твою силу с небесе ниспосли, прикоснися телеси, угаси огневицу, укроти страсть и всякую немощь таящуюся, буди врач раба Твоего Фёдора, воздвигни его от одра болезненнаго и от ложа озлобления цела и всесовершенна, даруй его Церкви Твоей благоугождающа и творяща волю Твою.
Фёдор Степанович сдержал усмешку. За все годы их знакомства Кира Сергеевна не демонстрировала признаки набожности.
– Твое бо есть, еже миловати и спасати ны, Боже наш, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь, – прошептала Кира чуть громче. – Ну всё. Почти всё.
Он открыл глаза. Она налила в стакан воды из-под крана, поставила его на стол и разбила яйцо в воду. Взяла стакан и фонарик, вышла из кухни. Спустя несколько секунд послышался шум воды, слитой в унитаз.
– Вот теперь всё.
Фёдор Степанович смотрел на плечо. Ссадина оставалась, но уже не горела.
– Что это было?
– Лечебник такой, – улыбнулась Кира.
– Признаюсь, неожиданно.
– Ну я не практикую. Яйцом даже не пробовала. Это бабушка хорошо умела. Она, правда, другими молитвами заговаривала, плохо помню.
На коже вместо ссадины оказался едва заметный красноватый след. Не веря глазам, Фёдор Степанович провёл по плечу ладонью, потом пощупал, не почувствовал ни шероховатости, ни боли – ровная кожа.
– Ну дела! Ты так что угодно можешь вылечить?!
– Да нет, к сожалению. Это так быстро, потому что ожёг свежий и слабый. Если травма или болезнь, долго приходится заговаривать, и далеко не всегда выходит. От человека зависит. С детьми проще, ещё не успели испортиться. Но если врожденное или наследственное, ничего не сделаешь, только облегчить боль можно. А взрослые по-разному. Рак заговором не уберёшь. И перелом тоже. Головную боль, крапивницу можно, температуру сбить, ожёг, видите, тоже поддаётся. Бабушка могла даже камни из почек вывести, но она сильная была. Я так, наверное, не смогу. Да я и не практикую, так, по мелочам.
