А новая шефиня, значит, ничего, нормальная, по делу и с пониманием.
Проводив обитателей здания на выходной, комендант прошёл по этажам, выгнал засидевшихся работяг, выключил свет и вернулся к себе. Выпил ещё стакан чаю и поднялся на лифте на начальственный этаж.
В коридорах стояла тишина.
Известными немногим тропами Семён Семёнович поднялся на технический чердак и вышел на крышу.
Тёплый июньский воздух с лёгким привкусом автомобильных выхлопов наполнил его лёгкие. Отсюда открывался панорамный вид на родной город. Комендант любил приходить сюда вот так, проводив всех, оставшись наедине со своим зданием и своим городом. Здесь, за одной из мощных вентиляционных труб, он много лет назад установил себе лавочку и, опершись на нагретый за солнечный день металл, размышлял о течении жизни.
Вечерело. Солнце, дрожа в дымке, уходило за зигзагообразный горизонт города. Столица зажигала ночные огни.
Город, который никогда не спит, лишь дремлет ближе к утру.
Семён Семёнович любил город. И не важно, что сам комендант не был коренным. В 70-х сразу после армии он попал в механосборочный цех ЗИЛа благодаря стараниям двоюродного дядьки, и с тех пор Москва стала домом. Он видел всю её красоту и всю боль. Видел, как на площади Дзержинского, нынешней Лубянке, устанавливали Соловецкий камень, как переименовали одну за другой станции метро и улицы, как штурмовали дом советов – по-новому Белый дом, как множились рынки и казино там, где были стадионы и институты, видел, как его любимый «Космос» на ВДНХ лишился всех своих экспонатов и торговал саженцами с удобрениями. «Садовод и огородник» – комендант до сих пор с содроганием сердца видел перед глазами эту салатовую вывеску. Семён Семёнович видел закат города, но увидел и его новый рассвет.
Цикличность бытия. Смерть порождает жизнь, жизнь завершается смертью, рождающей новую жизнь.
Он поглядел на часы. Близилось к десяти. Засиделся. Дома никто не ждёт, но пора и честь знать.
Поднялся, отряхнул штаны. И услышал лязг открывающейся на крышу двери.
Кто бы это? Степаныч? Зачем старому хрычу? Со стула жопу не оторвёт, не то что на крышу залезть.
Наверное, этот, новенький, как его, Максим или Мишка. Мишка вроде.
Семён Семёнович хотел было окликнуть, но что-то его остановило.
Тёмная фигура, появившаяся в дверном проёме, не походила на охранника. И ниже ростом, и не в форме.
Кто ж тогда?
Комендант затаился, схоронился за трубой. Отсюда он видел почти всю крышу, но мог оставаться незаметным для того, кто не знал, где искать. Зрение Семёна Семёновича было далеко не идеальным, да ещё сумерки размывали обзор, но фигура виднелась довольно чётко: длинный чёрный плащ балахоном с капюшоном скрывали личность нежданного посетителя. Незнакомец огляделся по сторонам, вышел на середину плоской крыши и повернулся лицом к западу, туда, где за горизонтом скрылось солнце. Фактически – в сторону труб, за одной из которых прятался комендант. Стоял тихо, не двигаясь, уже несколько минут. Замер, будто статуя.
