Ивана Купала | страница 10
– Будете овсянку? Или яичницу сделать?
– Давай овсянку и кофе, – сказал он.
– Я ушла! Всем пока, – донеслось из коридора.
Дверь хлопнула.
Фёдор Степанович собрал в ящик инструменты, тщательно вымыл руки и перешёл в крохотную кухню. Кира в домашних штанах и белой футболке выставляла на стол спрятанные от дочки конфеты и пирожное.
3.
Влад тяжело открыл глаза. От яркого солнечного света, заполнявшего спальню, голова раскалывалась ещё сильнее.
Мучала жажда. Холодно. Окно открыто. Забыл закрыть?
Смятая простынь неприятно ёрзала под телом. Приподнявшись на локоть, потянулся к полу, где лежал телефон, но тут же откинулся обратно. Подташнивало и кружилась голова. Не предпринимая новых попыток встать, он протянул руку вниз. Нащупал телефон. Тот был разряжен.
Вот он, звоночек. Пора завязывать.
Погоди. Вчера же не пил. Точно не пил.
Пил позавчера.
Влад вспомнил вечер накануне. Обычный вечер. Без приключений. Приехал сквозь снежные пробки домой сразу после спортклуба, поговорил с женой по телефону, посмотрел какой-то старый советский фильм и ближе к полуночи уснул. Трезвый. Один.
И всё-таки голова раскалывалась, словно через кровеносную систему пропустили два литра дешёвой водки. Слабость не давала подняться.
С большим трудом он медленно, так чтоб не вызвать нового приступа тошноты, перевалился на другой бок. В зеркале на створках шкафа отражалась съехавшая простынь, на полу у кровати вторая подушка и одеяло, взъерошенные после сна чёрные с сединой волосы, тёмная щетина. Белое как вчерашняя метель лицо.
Видимо, давление. Вот она, старость.
Нужно что ли пройти диспансеризацию.
Ему было только 44, но алкоголь, сильнодействующие препараты, спортзал, марафон дважды в год, опять алкоголь… Адский микс.
В трусах неприятная влага. Ничего себе. Кончил во сне?
В сознании проступала вспышками ночная картина.
Гибкое вибрирующее тело сверху, гладкое как шёлк, юное, упругое, с округлой крепкой попкой, аппетитной грудкой с напряжёнными от возбуждения золотистыми сосками, мягкий живот с тонкой полоской волосков, уходящих вниз. Длинные волосы цвета созревшей пшеницы отброшены назад и рассыпаются волнами с каждым новым движением.
Вверх-вниз, вверх-вниз, быстрее, ещё быстрее, пока он не кончает.
Неудовлетворённое тело смеётся, встаёт в полный рост, зажимая меж ног в ядовито красных лаковых ботфортах. Хрупкое, светящееся наготой в тусклом лунном свете. Шпилька становится ему на грудь, больно врезается в кожу, вызывая новый прилив возбуждения.