На Машу всегда в таких случаях (не то чтобы их было много, но случалось) нападал ступор. Любые слова, которые полагалось говорить в этой ситуации, казались глупыми, плоскими, бессмысленными. Выдавив из себя, тем не менее, все, что положено, Маша взяла девушку за руку: «Катя, ты как?»
«Не знаю,» – пожала плечами та. – «Я не поняла еще. Не дошло до меня пока. Врач сказал это нормально, так бывает. Потом прорвет.»
«А-а-а. Понятно. Тебе нужна помощь с похоронами? Может с мальчишками посидеть?»
«Да нет. Они в садике. Я им сказала, что папа в командировку уехал. Как думаешь, могут они его совсем забыть, ведь маленькие совсем еще?»
Маша посмотрела на мальчишек, устроивших веселую беготню на солнечном пятачке, единственном оставшемся на сегодняшний день от наколдованной весенней оттепели.
«Не думаю Кать, совсем то не забудут. Ты не бери их на похороны, незачем им отца в гробу видеть. Пусть запомнят его живым. Когда они, кстати?»
«Не знаю,» – равнодушно бросила Катя. – «Вскрытие будет. Потом скажут, когда отдадут … тело.»
«Вскрытие? А что с ним случилось? Болел? Несчастный случай?» – осмелев, начала расспрашивать Маша, хоть и зарекалась этого не делать.
«Степка пару дней уже маялся, простыл где-то. Но так, ничего серьезного. Просто простуда. От этого ведь не умирают. Обкололи меня с утра. До сих пор голова как чумная. Давился он кашлем, вроде как хотел откашляться, а не получалось. Словно разучился вмиг как это делать. Таблетки пил. Простые, на которых «от кашля» написано. Они хоть дешевые, но хорошие. Всегда помогали. Я их и мальчишкам даю. А тут не сработали почему-то.»
***
Расхожую фразу о «тяжести содеянного» Маша всегда воспринимала как абстрактную, твердо уверенная, что никакая тяжесть преступникам на плечи не давит, к земле не пригибает и жить не мешает. Все это лишь красивые слова. А моральный аспект убийц и душегубов не волнует. Оказалось, все намного хуже. Пресловутая «тяжесть содеянного» не только давила на плечи, она буквально выбивала почву из-под ног и лишала покоя. В голове у Маши пульсировала только одна мысль: «Я – убийца.»
Она жила как обычно: кормила, купала, гуляла, лечила, мастерила макет Солнечной системы, чистила кошачий лоток и устало отбрехивалась от внеклассных повинностей. Но делала все на автомате. Чувство вины не оставляло ее ни на минуту. Она убила Катиного мужа, оставила сиротами двух детей. И виной всему только ее глупость. Надо же быть такой идиоткой. «Здоровья всем: и взрослым, и детям. Чтоб не чихали и не кашляли.» Эту формулировку она помнила дословно, как и продолжение про хорошую погоду и бессмертную лужу.
