м. А потом кончаешь и оно встает и бьет тебя по щеке. От страха просто чучелом стоишь и смотришь на любимую. А сердце раскачали. И дабы остановить нужно что-то. Это чувство было у нее. Она не поцеловала его. А оставила свою жизнь. Она поцеловала свою силу, мощь, жизнь и в тоже время боль, страх и смерть. И ушла. Оставив кроме поцелуя слезку. Такую неряшливую и пылкую. Она ушла. И я уйду. До завтра.
На стыке навящщевейших туш (3 Призыв)
Ситцевые слезы политических мышцей.
Слышали не давно, а скорее несчастно год назад, великую поступь человечию. Он проснулся и бух. Ногой конечно. А не душой и членами. Ранее здесь вообще мало что было. Мало от человека. От деревьев, от лесов, от сумраков цветов. Громадко от природы. Ранее здесь и тигры розовые бродили. По пустыням таким. И жевали траву коларом ихним. Розовую. Жуют, жуют. Рядом прокруживает заюшка синенький. Тигр дожуевывает и прогавкавыет – а ты что, заишко, куда держишь прыжочку?
– Да так. Я … везде дом у меня. Я так, гуляю. Ищу себе норочку поспать.
– Ясненько. Хошь травушки? Сладкой, сладкой? Хошь? Не стесняйся ток. У нас все дом. У тебя. У меня. Все – дом.
– Спасибушки, я не голоден. Ток виноградной моркочки пожувал. Вишь на шубенке залеглась жидокость. Я пойду. А то не высплюсь.
– Ладненько. Ты если травки пожелаешь, иди ко мне. Я поделюсь. А если понравится – покажу много мест с ее вспыхами земными.
– Да! Завтра тогда, а сейчас спать. Пока что пойду поищу посплю и завтра. Хорошо?
– Я буду ждать. – и продолжил жувать травку. И тоже плескается травка на рубашонку тигрю. Но не видно пятен. Цветов одинаковы.
И пришел потом зайчик. И кушали они травку. Вот так раньше было. Без людей, без дорог, без чемоданов. С лесами, травой, деревьями. Громадно от природы. Малородно от людства.
И закат раньше по- другому навивался на платочек небесный. И по-другому небесные города плавали. Менилось. Эволюция.
Шел второй год борьбы этих двух. Боролись анти чего? Ну… Молчание. Он – за ее внимание. Она – за свою мечту. Смешная война. Небережная. Как-то он пытается ступить на берега эти. Фу. Не приятно даже дышать этим. Озвучивать до катков на жарке маслом. Нельзя.
Он проснулся рано. Наудивление. Зачем? Дошло до него это. Это безумие. Этот страх. От чего-то он заикнулся силой. И решил описать это. Не это, а другое. Что было до это. То есть процесс их борьбы. И что после него. Но не это. Этого он еще не испытал.
Сел за несколько нервов и волнений на стульчик. И смотрит на монитор. Смотрит. Открывает файл и начинает. Вроде не идет сначала. Довольно графомански хореи и ямбы родились у него. Но рифмы какие! А абляизмы. Или не абляизмы. Я не знаю. Хотя, наверное, он бы их назвал абляизмами. Это бля – гениальное и научное пайком для военных. Каша, галеты и еще что-то. Спирт то ли, то ли хлебец. Точнее не скажешь о его работе. Решил он показать разрушение человека, поэтического человека на части. На части – ум и чувство. Ум умирает. Чувство шевствует по околоченной, озыбленной земленке хаоса, паники и, наверное, этого. А скорее даже патологичного рахтения любовью.
