– С каких пор ты стал таким святошей, Гарди? – перебил Джо. И с чего ты взял, что я чего-то боюсь? Чего мне бояться, Гарди, да у меня и так уже никакой души не осталось. Этот проклятый город уже вытащил из меня всю душу и оставил там одну только грязь и плесень, так что можешь за меня не печься. Когда черти бросят меня в огонь, во мне и гореть будет нечему. Будь спокоен, Гарди, и не сомневайся, я уже пропал и еще сильнее мне не пропасть. Мне просто нравится, что она сидит здесь. Не знаю даже, для чего. С ней мне хорошо. Она слушает мои стихи в отличие от всех вас. Всем я нужен только с деньгами и с выпивкой, а ей ничего от меня не нужно.
– Это так мило! – улыбнулась Элейн.
– Ты совсем свихнулся, Джо. Хорошо видно тебя эта тварь обработала. – заключил Гарди.
– Пойдем с нами Джо. Пойдем напьемся, и все отойдет. Ты, видно, давно не напивался. – предложил Берн. – Какая -то даже рожа у тебя стала не та, смотрю и не узнаю.
– Давай вышвырнем эту тварь и напьемся. – в свою очередь предложил менее сдержанный Гарди.
После этих слов Джо встал, взял за шиворот Гарди и выволок его из своей комнаты, выкинув за дверь. Потом он вернулся и сел обратно в кресло, как ни в чем не бывало.
– Убирайтесь, или я вас тоже отсюда выкину. – объявил он сдержанным голосом. Нимфа все так же сидела, застыв в кресле и не подавая никаких звуков. Лицо ее было напуганным. Огонь плясал по изумленным лицам оставшихся гостей, придавая им все новые и новые очертания.
– Пойдем, Элейн. – прохрипел особенно злобно Берн. Он прикурил еще одну сигарету и пошагал к выходу.
– Она очень милая. – проговорила Элейн, а потом тоже развернулась и направилась к выходу, исчезнув в темноте коридора.
***
Солнце поднялось над черепичными крышами домов и пробудило город. Всюду началась возня. Торговцы и рыбаки перекрикивались на пристани, а по узким, сырым улочкам, над которыми клубился пар, метались повозки и прохожие. Все вокруг наполнилось жизнью, и даже стены домов, казалось, зашевелились и заговорили.
На одном единственном окне, сквозь которое Джо мог смотреть из своей комнаты на всю эту утреннюю возню, сидела Анни. Она как всегда поджала ноги под себя и заслоняла от Джо серую картину городских крыш. На лице ее горела наивная улыбка. Зеленые глаза ее метались поочередно то к кипящему чайнику, то к стоящему у мольберта Джо.
– Чертовы комары! – выругался Джо своим сиплым голосом, и шлепнул рукой по плечу, после чего на плече остался зеленый след краски. Одетый в майку и рваные брюки, он водил по холсту кистью и напевал доносящуюся от патефона хрипящую мелодию. В зубах его дымилась сигарета.
