— Я переспал с фрау Лингрен…
— Серьёзно?
Задумавшись, я припомнил то, что Лина говорила про него. Деймон должен был стать её первым мужем, чтобы остаться с нами, но такая скорость вызвала у меня замешательство.
— Не имею в виду, что ты шутишь, — дополнил я, глядя в его удивлённые глаза, — просто пока не могу поверить. Знаешь, всё чудесно, честное слово, но я немного шокирован.
— И ты даже не злишься? — Друг с удивлением посмотрел на меня, сложив на груди руки, словно и правда ожидал негативной реакции.
— Нет, конечно. — Я широко улыбнулся. — А за что злиться-то? Это выбор Лины, то есть фрау Лингрен. Если тебя не принуждали, то я рад за вас! Просто есть один момент…
— Какой же? — Дей тут же насторожился.
— Она около часа назад едва ли не ворвалась ко мне в комнату с диким желанием, но выглядела одновременно испуганной… Ты же понимаешь, о чём речь? — Вопросительно посмотрев на него, я получил утвердительный кивок в ответ и продолжил: — Её будто бы подменили. Фрау прямо горела от возбуждения, и у нас с ней тоже произошла близость.
Деймон вдруг тяжело вздохнул и устало прикрыл глаза, заметно ссутулившись.
— Что ж, это было ожидаемо… — Решительно отвернувшись от меня, он прошёл до своей идеально заправленной кровати и присел на неё. — Впрочем, на большее я даже и не надеялся, так что всё нормально. Я рад, что ты приблизился к своей мечте, Рен. Правда рад.
Впрочем, я не видел в нём никакой радости. Его взгляд погас, а сам Дей вдруг напрягся, едва заметно закусив нижнюю губу.
— Ты чего-то недоговариваешь. Видно же, какой ты стал грустный, — отметил я, присаживаясь почти вплотную к нему. — Лина мне кое-что про тебя рассказала. Не знаю, хорошо или нет, чтобы ты узнал всё от меня, но…
— Я не грустный, просто… Меня удручает, что жизнь порой бывает такой паршивой, хотя, казалось бы, мне-то и жаловаться не на что. В камеру не засунули, а эксперименты если и проводят, то незаметно. Впрочем, вполне может быть, что вскоре всё изменится.
Друг закрыл лицо руками.
— Знал бы ты, — продолжил он, — как там страшно. В Институте. Когда всем наплевать, что ты делаешь или говоришь, когда требуется слепое подчинение, иначе будет больно и страшно, когда всем безразлично, что ты никому не желаешь зла и готов сделать всё, что другие хотят, лишь бы тебя снова выпустили на волю. Я боюсь, Рен…
Я впервые слышал, чтобы Деймон говорил так много. Мне стало понятно, что я не знал крайне многое о его чувствах, равно как и об институтских делах. Только вот самым главным теперь было то, что он доверился мне, как другу. Оказалось, что между нами всё-таки образовалось некоторое доверие.
