Настраиваясь на выполнение Заурной потехи, я прогнал по душе, сверху вниз и обратно, три волны мышечного напряжения. Благодаря которым, рассредоточил удачи по всем варганам и разогнал кровь, уложившись за сто сорок четыре удара, бодрого сердца. Таким образом, усилив кровоток, я начал выполнять осанки на гибкость, направляя чи в нужные мышцы и сухожилия. После чего, я выполнил, полюбившийся мне клубок – Девятый вертопляс Гамаюн. Состоящий из трёх нитей. Когда после тройного колеса, я сделал три склёпки – две вперёд и одну назад, а завершил полнуюкруговерть, непрерывной тройкой, воздушных кувырков. Вперёд-назад и высоко вперёд, с приземлением на прямые ноги!
Следом, я подтянулся по девять раза, на каждой руке, держась за нижний сук Перунова дуба и поочерёдно поприседал на ногах. Счислив количество присестов, три по девять раз, для каждой. Затем в стойке на руках, я терпеливо сосчитал сороксороков, ударов собственного сердца, а когда опустил ноги вниз, отжался поочерёдно шуйцейидесницей, по шестнадцать раз. Да с ускорением, пробежал три круга, вокруг Перуновой поляны. В итоге, я закончил заурную разминку, потешнымбоем с воображаемым противником.
Стало светлее. В заурном сумраке, я вернулся к ручью и раздевшись догола, омылся. Принёс воды для заварки Иван-чая и оживил костерок. Дед Микула тоже поднялся и наскоро размявшись возле шалаша, напоил Серка ключевой водицей. Затем подвесил к его морде, торбу с овсом и жеребец-двухлеток, похрапывая от удовольствия, захрустел лакомством. Немного погодя, я поинтересовался: «Поедим, да приступим, к разделке змиевой туши?». Подумав, дед ответил: «Сперва, нам нужно прогуляться. Пришло время, показать тебе, мою захоронку. Гляди, вон туда! Вверх, вдоль Кривого ручья, пока взглядом не упрёшься в Острую скалу! Там она». Я словно эхо, любопытно отозвался: «Что там за тайник, дедушка?!». На что он, таинственно прикрутив усы, ответил: «После, сам разглядишь!». Более Гурьяныч, в час заурницы, не проронил ни слова, пока мы не подхарчились, за чаепитием.
Правда сходить, к его захоронке нам не пришлось. Потому что с рассветом, в час Сваора, к нам пожаловала Глая Монионовна. В сопровождении, навьюченного торбой Семаргла. Позади прабабки, шлёпая копытцами, с только что остриженной гривой, вышагивал резвый жеребенок. Душа которого, искрилась и полыхала огнём, в лучах утреннего Ярилы! Поскольку его шкурка, омытая заботливыми руками Глаи, оказалась редкого, рыже-золотистого цвета, однако с белесыми хвостом и гривой.
