Выплыв из грота, Азъ выставил парус и глядя в синие небеса, в надежде на спасение, доверительно прошептал: «Пречистая Сварга, сотвори гладкое море и Стрибожий парус! Помоги внукам Рода небесного, доплыть в северо-западные веси Славян, где позабудутся горькие утраты и воспрянут вновь, наши осиротевшие сердца!».
Поведав благодарному слушателю, присказку о Начале времён и Даарийских переселенцах Расы, давших жизнь Азиатским антам, я решил рассказать о себе, их потомке, рождённом в послеантичном мире. Поёлику вырвавшись из разорённогодетинца, Азъ оказался свидетелем, вероломного уничтожения посольской Тары, в Тмутараканьской Тартарии!
Я задержался на очередной развилке, когда за моей спиной, послышалось мурчание Питина: «Мяу, пити!». После чего, его холодный носишко, коснулся моей щёки и раздалось вновь, его настойчивое требование: «Тай пити!». На что в ответ, я раздражённо ответил: «Потерпи немного, вода закончилась! Всем пить и есть хочется, а потому на подходе ко граду полян, где присмотрим ручей, привал устроим». И поглядев на Глаю, сокрушённо добавил: «Правда неведомо мне, пустят нас во град, для розыска деда Микулы али нет? Ну а ежели не дозволят войти, поди укажут стезю, куды нам брести дальше?!».
Последнюю неделю, Хорс небесный палит нещадно и после полудня, нагревает землю так, что припекает ноги. «Какая утомительная торна! – обречённо смахивая пот с лица, пробормотал я. – Две недели петляет, по насыщенным влагой, душным лесам и вдоль болотных топей с едким гнусом, а конца не видать!».
Когда мы, сошли с чайки на берег и пошли безлюдными тропами, направляясь к Полянским родовичам на северо-запад, я начал рассуждать вслух. Поскольку своим голосом, решил будоражить живу, хворобно замолчавшей Глаи, в надежде на её выздоровление. Посему вышагивая впереди и поглядывая на спутников, я игриво вопрошал: «Други мои, что вы думаете о чудесах бога Семаргла, ваятеля собачьих душ?! Наделил ли он, нашего щенка, как своего соименника, созидательным духом агнии?! Мне вот думается, что наделил и хотя шерстистый недоросль, человеческого языка не ведает, зато невзгоды отпугивает, да звонко гавкает!».
Правда сегодня, в послеполуденный зной, щенок понуро семенил позади Глаи и тяжело дышал, вывалив из пасти, свой длинный язык. При том, что за две недели пути, цвет его запылённой, шелковисто-чёрной шёрстки стал буро-серым, а белое пятно на груди, стало совсем неприметным. Но вопреки усталости, когда Семаргл поглядывал на меня, его хвост начинал бойко вилять! Воочию, в сердце полугодовалого щенка, пламенеет искра крылатого бога, в свете которой, он не замечает
