: мысль, что скоро я увижу Настю, претворялась наполняющим тело ощущением – постижимый одним только рассудком образ расхватывался нервными окончаниями, будто они наткнулись на бездонное богатство перцепции, и предстоящая встреча плотнее окружала меня, не оставляя шансов на бегство, как нечто судьбоносное, что оставляет отпечаток на каждом событии и впечатлении, что приводит смысл из далёкой дали в близкую близь – каждая минута, разделявшая нас, была проникнута сладким и терпким предвкушением, что одушевляло и ранний подъём, и эту трясучку, эту дорогу, и даже общагу, страшный лабиринт, который, конечно же, только мне виделся таковым, впрочем, как и Настя была моим и только моим образом, моим безумием, однако, образ сей был больше и могущественнее меня
начинаю вспоминать, как вспоминала вчера её голос, пока он, растворяясь, терял свою уникальность, свою великую ценность, этот голос, я слышу, как слышала последние остатки его неповторимости, внимаю тому, как внимала впечатлению, что погибало под действием памяти, потому что память – это смерть образа поэтому, вырываясь вперёд, он поджидал меня где-то, в какой-то точке пространства – уже не я фантазировала, но фантазия, взорвавшись, въедалась беспорядочно в объектный мир
весь мир стал разрозненным следом моей мечты, опустошив меня, тем самым разбудив аппетит и желание найти и собрать эту фантазию вновь – вновь встретить Настю и, быть может, даже поговорить с ней; и всё-таки я плохо представляла, что меня ждёт, собственно, меня не ждало ничего, кроме участи обломать приятное пробуждение: вонь изо рта, чьи-то ладони на бёдрах, неуклюжие приветствования, руки, которые с неохотой пролезают в рукава, и штанины, еле наползающие на ноги. Глупо чувствовать себя виноватой, но по какой-то причине я не могла избавиться от данного чувства, тем паче усугубляя и нагнетая надуманную проблему, словно она – пришелец самого фатума, и раз мне
необходимо испытать вину, значит, это незамедлительно произойдёт, и совесть начнёт пилить и корёжить мою захудалую душонку, заставляя смотреть на последствия моего страшного преступления: я помешала чужому счастью, которое исчислялось пятью использованными презервативами, возвышающимися над ними двумя бутылками вина – шардоне чего-то там, – раскиданным нижним бельём и смятой до неузнаваемости постелью.
Сегодня четверг, сказала про себя Кристина. Значит, в субботу я поеду к Свете. Или сразу в пятницу, вечером, после пар. Всё лучше, чем эта комната. Точнее, её половина.
