, которую люди по привычке принимают за истину (а ведь истина и есть привычка, и Кристина будто вновь училась дышать, ведь дыхание, в свою очередь, является заученным движением, дыхание – привычка, искусственно привитая операция) чувство уже вспыхнуло уже возникло бытие чувства есть бытие молнии и ты внутри молнии как внутри той прослойки что протекает между субатомными частицами между волнами в сфере возможных событий удерживаешься неизвестной силой в той же бестелесности в которой пребывает это выдыхаемое пропитанное являющееся воздухом тело «нет я не могу» сказала она «так не бывает» из темноты раздавались грохоты и скрипы тех реакций, над которыми у Кристины никогда не было контроля и перед которыми Кристина постоянно пасовала, из закрытого сундука кто-то стучался, и очень сильно, она сама старалась покрепче запереться, обить стены пробковым слоем, чтобы не было слышно ни звука, тьма кружила и уплотнялась вокруг маленького огонька, которому не было никакого дела до того, что там происходит и кто стучится, однако незнакомка привлекала к себе всё больше и больше внимания, она произрастала из темноты, как будто находилась там с давних пор, спрятанная, как в чулане, и только сейчас выдался подходящий момент, чтобы выскользнуть на свет. Мальчик выдал свою влюблённость, плохой игрок, он тут же раскрыл все карты и стал беззащитным перед Кристиной мальчишка что есть сил рванул к заветному поражению ведь любовь соблазняет возможностью продуть партию эта уловка любви по убийству самого влюблённого коварная и невидимая ловушка, но она сейчас вела себя в точности так же: соблазн проиграть велик, однако проигрыш должен коснуться и победителя – фактически, проигрыш должен стать фатальным, катастрофическим для обоих игроков; проигрыш, который более значителен, чем победа, который сплющивает оппонентов в нераздельном комке сорванной партии; и Кристина понимала – она настолько паршивый игрок, что проигрыш её пшыкнет и уничтожится сам собой. Привет. Язык немеет, по голове будто саданули дубиной: перед глазами – тяжёлая поволока, а уши набиты ватой. Я смотрю на тебя, уже окольцованная тобой. Ты уже стала образом в моём сознании, ты мгновенно узнана мной, как грядущее событие, обозначенное знаменьем, ты как будто появилась из прошлого, хотя я никогда не видела тебя раньше и даже думать не могла, что когда-нибудь тебя встречу. И это мгновение, скоропостижное мгновение встречи, взрывается массивом и многословием истории, память с невероятной скоростью перестраивается, и восприятие сразу же обращается воспоминанием. Я смотрю на тебя, вспоминая, рисуя вновь твоё тело, выписывая твоё лицо; восстанавливаю его, как антрополог, по мелким деталям, из которых я как бы собираю единый генеалогический портрет, дабы выполнить твой образ в наиболее целом и завершённом виде, но завершить подобный образ равно высечь его и убить, потому что образ живёт только в процессе своей незавершимости. Я смотрю, вглядываюсь в тебя без конца, это есть моя речь.
