Прилег на грязный матрац, который нашел Миша. Разговаривать неохота. Прикрыл глаза – заснуть не могу, мужики играют в шашки, шелестят газетами, курят.
Кто-то рассказывает о том, как загремел в госпиталь, попив воды из Сунжи. Есть такая небольшая речушка, которая протекает через всю Чечню, в том числе и через Грозный.
– В ней сколько трупов людей и животных плавает, и там такая зараза с бациллы, что рога с хвостом вырастут, – говорил неизвестный.
Долго не могу заснуть, ворочаюсь на затхлом матрасе. Вырубило свет, кто-то зажег керосинку. Запах копоти от старой керосиновой лампы вперемешку с запахом пота от 15 мужиков и застарелой пылью заполняли собою все помещение.
Снаружи что-то стучало, вернее – постукивало, непрерывно и мелко. Перестук начался давно, слышу его сквозь дрем. Вырываюсь из мутного сна, шарю рукой в темноте в поисках автомата. Вижу острый красный глаз папиросы. Петр курит, тихо говорит:
– Это доска стучит от ветра, – тихо говорит Петр, – в разбитых домах. Ищем неделю, не можем ее найти, чтобы оторвать. Спи, не ссы! Успокоившись, засыпаю.
Утро – грязное солнце, землю еще обнимал слоистый туман, похожий на порванную фату. Прощаемся с мужиками и искренно благодарим за приют.
Через несколько часов без происшествий добрались до Моздока. Рыжков поехал встречаться с особо ценным источником, меня высадил в городе. Стою несколько минут как сурикат возле норы, глазами хлопаю. На улицах смешались гражданские с военными, шныряет военная техника. Долго не могу найти место, где можно перекоротать время.
Моздок – перевалочная база федеральных войск. Торговцы, милиционеры, проститутки. Про последних говорят: «Если бы все проститутки светились, то в Моздоке были бы белые ночи». Женщины ехали в Моздок со всей страны, из городов и деревень. У военных венерические заболевания. Долечиться никто толком не может, антибиотики пьют с водкой. Ночных бабочек ловили, они опять прилетали. Одна ярко накрашенная девушка, похожая на удивленного поросенка, подмигнула мне. Вздрогнул и ускорил шаг.
Увязывается ребенок – идиот с довольно милым немного бульдожьим личиком. Пухлый и беспомощный. Он улыбался, показывая редкие и мелкие, как рис, зубы. Ноги у него морщинистые, как у младенца. Не зная, как отвязаться от несчастного, купил ему мороженого и опять перешел на ускоренный шаг.
Сижу на грязной лавочке во дворе, наблюдая за беспечными воробьями. Как и предполагал, ждать пришлось дольше, чем обещанный час. На Кавказе время имеет свое нестрогое измерение, здесь редко кто планирует свой день по минутам.
