Глава 8
Мария так и жила одна, замкнувшись от окружающего мира в своей квартирке на пару с телевизором, включенным с утра и до позднего вечера. Дочь – ее самая большая любовь жила в Ленинграде, к матери приезжала только один раз, когда сынишке исполнилось два года. В тот свой приезд дочь постоянно пеняла ей на что-то, выговаривала свои детские прошлые обиды. «В меня пошла – такая же обидчивая! – сокрушалась Мария, не переча дочери. Тогда она отдала ей все деньги, лежавшие на сберкнижке, дочери. «Мне и моей северной пенсии хватает, а молодой семье деньги нужны» – рассуждала Мария. С тех пор дочь ни разу не приезжала, письма писала не чаще одного раза в полгода, да и к себе в гости не приглашала. «Слава богу, хоть она счастлива. Муж образованный, сейчас «новый русский», какое странное словосочетание! Сынишка подрастает. Правда, Оленька писала, что болеет часто и плохо ест. Точно как и она в детстве. Ну, а не приезжает? Значит дела. Своя хлопотливая жизнь, в которой мне не нашлось места, а может, стесняется необразованной и старой матери!» – оправдывала она дочь.
С родителями и сестрами она не общалась, даже не поехала на похороны отца с матерью, когда младшая сестра прислала ей телеграмму. Умерли они с разницей в полгода, сначала отец, а потом и мать, хотя деньги на похороны выслала.
Память о Жане стиралась все больше, но она всегда помнила его «не забывай меня, Мари!» и часто мысленно разговаривала с ним, больше – о своей обиде. Марии сейчас казалось, что только Жан понимал и любил ее. Она жаловалась ему на родителей, которые ею откупились, спасая сына; на мужа, променявшего ее на молодую и образованную; а самая большая обида, засевшая в сердце, на свою кровиночку, которую мало интересовала судьба матери – здорова, жива ли? А ей ведь вот-вот восемьдесят стукнет!
Соседка послала телеграмму в Петербург о тяжелом состоянии Марии, а в ответ – «Сейчас приехать не смогу». Так за два месяца и не нашла время навестить мать.
И вот сейчас пришел ее последний час. «Только в обидах на эту жизнь и прожила, без радости и счастья. С 16 лет. А ведь я бы прожила совсем другую жизнь, если бы тогда меня впервые не захватило до краем это чувство – Обида! Чтобы быть счастливой, надо было прощать. Всех прощать. Прощать труднее, чем жить с обидой. Как жалко, что это я так поздно поняла! Поздно! Оленька простит и поймет меня, пройдет время. Храни, ангел-хранитель, мою девочку!»
Мария стала читать молитву «Отче наш», впервые, с тех пор как ее увез переполненный товарный в Германию. После молитвы старуха улыбнулась. Впервые за много лет. Она простила всех и, прежде всего, себя. И закрыла глаза. В последние мгновенья жизни ее губы шептали: «Мамочка, прости меня, мамочка». Мария очутилась в яблоневом саду, а навстречу ей шла мать – молодая, красивая, нарядная. «Аленький, мой…». Обиды нет. Есть встреча.
