– И что это?
– Генеалогическое древо. Я хочу, чтобы мои внуки знали и помнили своих предков.
– Ух, ты! Здорово. И как, продвигается?
– Да, продвигается потихоньку. Я уже лет десять этим занимаюсь. Составил древо вплоть до 1730-х годов. Самая ранняя информация, которую я добыл, хранилась в книгах базилики святой Екатерины Александрийской. Это старейший в Питере католический храм. Метрическая запись гласит… Так, где это? – дед стал активно перебирать развалы литературы на своём столе. – Ой, Виталька, сейчас сразу не найду. Ладно, – он махнул рукой и успокоился, – записано примерно так: «У Мартина Смильтона, бочковых дел мастера и у его супруги Екатерины, пятого апреля 1732 года родилась дочь, наречённая Марией, в честь блаженной Марии Крискенции».
– Далеко ты забрался. И что дальше?
– А дальше надо было ехать в Ригу.
– Почему «в Ригу»?
– Всё очень просто. Я родился в сороковом году. Прадеду уже тогда было под восемьдесят. Жил он долго. Умер в пятьдесят четвёртом. Он мне и рассказал: «Фамилия Смильтон у нас не изначальная. Изначальная наша фамилия Бондарь». Я ничего не понял, и как ты сейчас переспросил: «Как так?» А он сказал, что в семье существует легенда, что впервые фамилию Смильтон получил дед Мартина, тоже Мартин. Он переехал из городка, который называется Смильтен, в Ригу. И звали его Мартин Бондарь. Там он устроился на работу учеником. А мастер, хозяин то есть, записал его, как Мартина Смильтона. То есть, «Мартин из Смильтена». Я вспомнил этот рассказ, когда занялся родословной. Оказалось, что городок такой существует. В Риге я отыскал Макса Озолса, у которого есть копии церковных книг Смильтена. Его предки тоже оттуда. И он, как и я, составляет семейное древо.
– Я не понял, так твои предки из Латвии?
– Наши предки. Ты же сын моей внучки.
– Так мы латыши? Вот это новость!
– Для меня нет. Хотя всё не так просто.
– Что «не так просто»?
– Всё, абсолютно всё, – Смильтон последние слова произнёс уже автоматом. Он повернулся к столу и взял в руки карандаш: – Ладно, латыш, иди погуляй. Дай деду запрещённой литературой позаниматься?
– «Запрещённой»?
– Это я так летописи называю.
– Это неправильно. Подрастающее поколение хочет знать свою родословную. А тебе лень. Стыдно! Когда ты мне расскажешь?
Дед вновь отложил карандаш, поднял на лоб очки и развернулся к правнуку:
– Когда, говоришь? А давай, мой разлюбезный, мы с тобой начнём по вечерам в шахматы играть. Я сто лет без практики.
