Четвёртая едва не задохнулась от возмущения, когда в одну из первых ночей к ней под бок подкатилась некая не особо трезвая и мертвецки спящая барышня. Подавив желание придушить беззаботную нахалку ножными кандалами, Четвёртая не слишком вежливо выпихала её со своего спального места и до самого утра не сомкнула глаз, опасаясь повторного покушения.
Нахалка, признать, утром была смущена. И, наверное, благодарна за вражеское великодушие, потому что в тот же день яро обороняла Четвёртую от насмешек неразлучников. Нахалка назвалась Спичкой, что вполне органично сочеталось с почти красной растрёпанной шевелюрой, тощим длинным телом и горячим нравом.
Спичка трещала без умолку, ярко жестикулировала и трогала собеседников во время разговора. Её пронзительное чириканье сводило Четвёртую с ума, особенно после того, как её запас блокаторов подошёл к концу. Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что к этому моменту с ума Четвёртую сводило абсолютно все, вплоть до собственной засохшей от грязи и крови формы.
В тот день Четвёртая была готова капитулировать и просить у тюремщиков милости в виде лохани теплой воды, но случай избавил её от этого позора.
Книжки – запрещённые, но, как оказалось, такое манящие – Четвёртая таскала у соседей по палатке без особых зазрений совести. Во-первых, безумцы сами виноваты, что разбрасывают их где попало. Во-вторых, Четвёртая возвращала книги после прочтения. Бросала в ближайшую гору хлама и ждала, пока владелец обнаружит пропажу.
В этот раз под матрацем прятался толстенький роман о тюремном узнике, который захватил Четвёртую настолько, что она совсем перестала спать, ночами поглощая станицу за страницей, подсвечивая себе украденным фонариком. К концу недели вокруг её глаз образовались живописные синяки, и безумцы почуяли неладное.
Во время обеда, когда половина охраны восседала на матрацной горе и рубилась в карты, а вторая половина активно поглощала порции зазевавшихся игроков, Неразлучники отстранились от общего веселья и вперились в Четвёртую одинаково-изучающими взглядами.
– Ласка мутирует в панду, – театральным шепотом продекламировал Овод, привлекая к Четвёртой внимание всей палатки.
– И впрямь, дружище, выглядит она хреново, – с готовностью поддержал Молох, получив в ответ несколько одобрительных возгласов.
Четвёртая выдохнула сквозь зубы почти неслышное ругательство и приготовилась к очередной экзекуции. Первым подорвался Шакал – милосердный отец воинов табора. Цапнув недовольно пискнувшую Четвёртую за подбородок, он повернул её голову к свету и удрученно цокнул языком:
