С тех пор жителей палатки охранников Четвёртая иначе как стаей не называла.
– … именно сегодня, хоть лунный календарь не является гарантией… Стой. Ты опять меня не слушаешь! – голос Спички прозвучал настолько укоризненно, что Четвёртая, намертво застрявшая в своих мыслях, выскочила из них бутылочной пробкой, и послушно усовестилась.
– Да, не слушаю, – честно покаялась она и, заранее прокляв себя за мягкотелость, добавила, – О чём ты говорила?
Мгновенно позабыв все свои обиды, Спичка просияла и приготовилась повторять свои выкладки по второму кругу, но её грубо оборвал злой из-за приступа мигрени Молох:
– Она сказала, что сегодня будет лунное затмение, но показать тебе его она не сможет из-за сегодняшней же грозы.
– Я не могла выразиться так косноязычно и скупо, – возмутилась Спичка, до глубины души пораженная чужим нахальством, – И запомни на будущее, бестактная половина неразлучного дуэта, вклиниваться в разговор двух людей – дурная привычка, которая вряд ли доведёт тебя до добра.
– Молоть языком по часу к ряду, когда рядом помирает товарищ – вот дурная привычка, – без особого азарта парировал Неразлучник, зажимая стучащие виски пальцами.
– Не час, а сорок пять минут, максимум. Если хочешь оскорбить человека, будь добр оперировать фактами, а не выплёскивать на собеседников фантазии своей болящей головы. Так что, пойдём смотреть на грозу? – Спичка, как часто у неё случалось, снова перепрыгнула с мысли на мысль прямо во время монолога, отчего Четвёртая не сразу поняла, к кому та обратилась с последними словами. И нечаянно кивнула, уже постфактум осознавая, на что подписывается.
Заручившись согласием, буксир имени одной горящей палочки, выволок Четвёртую из палатки так стремительно, что та не заметила, когда её нога успела освободиться от оков, а на плечи упал плотный плащ с огромным капюшоном.
На улице было сыро и зябко. Разъярившийся ветер гонял по опустевшему лагерю чей-то сапог, в окружении мелкого неидентифицируемого мусора, трепал стены палаток, которые, натягиваясь, хлопали с басовитым матерчатым шумом, напоминающим о море и парусных судах. Дождь, если можно эту водяную стену назвать таким простым и пошлым словом, лез за шиворот, наплевав на капюшон и плотный воротник.
Четвёртая хотела было молить о пощаде и возвращении в тёплую, сухую палатку, когда затянутое тучами и оттого еще более чёрное небо раскололось на несколько частей длинным ветвистым росчерком. Гневное ворчание, пришедшее чуть позже, поселило в теле Чёрной миллион щекотных мурашек, табунами мигрирующих вдоль спины от каждого нового раската. Сраженная величественной мощью, перед которой всё земное казалось маленьким и хрупким, Четвёртая оцепенела, жадно ловя каждую новую змею, белым пламенем озарявшую небесный свод и вздрагивая от каждого нового громового рыка.
