В пятидесятые годы сахара у нас не было. Откуда ему взяться? Папа посылал меня за мёдом на пасеку к своему дядьке Винокурову. Мы ему с Сонькой молока, а он нам – мёду.
До пасеки больше семи километров дороги, чуть не половина – лесом. А я с Сонькой не боялась в лесу. Не знай – почему? С ней везде, как дома…
Потом, когда проезжали мимо молокозавода, Сонька всегда останавливалась. По привычке ждала, когда фляги порожние принесут. Такая обязательная.
…Школа у нас была километров за пять от посёлка. После занятий за нами чаще всех приезжал мой папа.
А один раз, февраль был, метелица! Занятия отменили. Нас отпустили. А я не стала ждать, когда за нами папаня приедет. Чего ждать целый день? Одна и умыкнула домой из школы.
Папа с Сонькой прибыли за нами, а меня нет. Домой, говорят, ушла. Вернулись они домой, а меня и там нет. Что делать? Поехали двое слепых искать одну неумную.
А я в метель сбилась с дороги. Пошла в степь, в сторону от посёлка…
Папа рассказывал: «…Уже совсем было надежду потерял. Не знай, что и делать? Голоса уж нет кричать… Сил самому идти нету. И Сонька выдохлась, вижу…»
Долго они маялись в метель эту.
…А тут она, Сонька-то, свернула в сторону и, как могла, пошла полем. Чуть не по брюхо в снегу. Подошла к заснеженному бугорку и остановилась. Отец подходит, а это я сижу. Уже никакая.
Спасла меня Сонька!
Сегодня, когда мы собрались за широким столом на кухне, Настя вспомнила:
– Деда, ты обещал рассказать нам про журавлей.
– Раз обещал, куда деваться, – отзывается Сергей Иванович.
И пока Вера Михайловна хлопочет у печи, он начал свой рассказ. У нас ушки на макушке.
– Мне было тогда, наверное, столько же лет, как Алёшке. Родители держали гусей, штук двадцать. Моя забота была пасти это неугомонное стадо. Вот однажды сторожу я их. Был уже, кажется, конец сентября. День серый, скучный. Я забрался на омёт. Гуси – на поляне. Гусята уже совсем большие. Гусак ходит среди них важный такой, неприступный. Я звал его Спиридоном.
– Почему? – спросила Настя.
– Дядька такой жил тогда на нашей улице, важный больно.
Я всё пел от скуки, а потом не заметил, как задремал в соломе. И вдруг зашумели крыльями над головой большие птицы. Я приподнялся на омёте – надо мной со стороны севера летели журавли. Они были так близко от меня, что я видел их умные глаза. Я не испугался, нет. Возрадовался сверх мочи. Радостное курлыканье заполнило всё вокруг. Птицы сели на поляну прямо к моим гусям. Я разволновался ещё больше: что сейчас будет?! Наш гусак такой свирепый! Эдакая красота против его злобы не устоит… Но странно? Гуси мои присмирели. Гусак стоял как бы в оцепенении, не двигаясь. Гусята робко жались ко взрослым. Всем им будто стало стыдно за свои неуклюжие тела. Стыдно, что не умеют летать. Поляна подо мной наполнилась клёкотом и шелестом крыльев.
