Лау неверяще смотрел на инвалида. Было невероятно, что такой шедевр мог написать неизвестный бомж бомжович провинциального городка, никогда до этого не державший кисти в руках и способный только бездарно копировать, а зрелый мастер.
– Но краски? Откуда вы взяли профессиональные краски? Ведь ваши копии написаны дешевыми школьными красками, – удивился Лау.
Инвалид оживился:– У меня есть знакомый, Алимчик. Он – крадун на доверии.
– Это как? – не понял Лау.
– Очень просто. Я нищий, живу с подаяния. Хорошие краски стоят дорого. Я заказал их Алимчику. Он их украл и продал мне за полцены.
Тут Лау сморозил глупость, но понял, когда сказал:
– Всем картина хороша, но в Иудея-то почти пустыня, и там не идут такие дожди.
Инвалид насупился:
– У меня идут. Скучный ты человек, нет у тебя воображения. Это, – он щелкнул пальцами и помедлил, подыскивая нужное слово, но так и не нашел и махнул рукой. – Не могу объяснить. У меня всегда в душе идут дожди. Я навечно прикован к инвалидной коляске, мне никогда не встать и не пробежаться босиком по утрянке. По ночам я бегаю и никак не набегаюсь. – Вдруг он всхлипнул, и по дряблым щекам покатились крупные слезы. – Что ты придираешься? Не нравится картина? Порви ее, уничтожь!
Голос у инвалида сорвался на высокой ноте, и он заплакал навзрыд.
Лау стало стыдно:
– Извини, я потрясен этой картиной. Я не варвар, у меня не поднимется рука. Только картине здесь не место. Её должны увидеть другие.
– Брось, – поморщился инвалид, вытирая тыльной стороной ладони слезы. Он уже успокоился. – Брось. Инвалидная коляска – это все, чего я достиг в жизни. Мне никогда не стать художником. Все, что ты здесь видишь, – он сделал круг рукой, – это баловство, чтобы не сойти с ума. Никто и не поверит, что это я намалевал. Поэтому картина останется здесь.
Он покатил к выходу. Лау последовал за ним. При выходе из зала в последний раз посмотрел на картину. Распятый Христос яростно сражался за жизнь, не зная, что уже ее потерял.
Когда они выбрались из мастерских, инвалид покатил по какой-то другой тропинке. Здесь они точно не шли. Лау пробирался за ним, вполголоса ругаясь. Какие-то заросли удивительно колючего кустарника цеплялись за рукава куртки и за брюки. Иногда среди желтеющих листьев Лау видел крупные черные ягоды, которые так и просились в рот. Но он остерегался их рвать, не зная, что это за ягоды.
Инвалид вывел его кривой тропинкой к заброшенным полуразрушенным домам и остановился.
