– Нравится? – раздался незнакомый голос за спиной мальчика.
Резко обернувшись, да так, что в глазах помутилось, Таир оказался лицом к лицу с человеком, с которого и начались его злоключения. То был достопамятный отец Фил – огромный детина, что засветил мальчику между глаз, и лишь по недоразумению рукоположенный в сан священника. Видимо, отразившаяся на лице Таира гамма чувств была столь недвусмысленной, что тот бухнулся перед ним на колени и сбивчиво заговорил:
– Умоляю, добрый отрок! Не держи зла на раба божьего Филиппа! Не я руку на тебя поднял, а бесы, живущие во мне. Много лет веду я с ними борьбу: неустанно, каждодневно иду трудной дорогой добра и смирения… Но я слишком уверовал в свои силы, незаметно для самого себя пустил в сердце гордыню, а та открыла лазейку гневу – самому страшному греху из всех!
Ошарашенный этой исповедью Таир некоторое время не мог произнести ни слова. Единственным, что он сумел выдавить, было:
– Я не держу на вас зла, святой отец. Успокойтесь.
– Но…
– Я сам виноват. Не нужно было пугать мальчишку, провоцировать вас, глядишь, и те отморозки прошли бы мимо. Люди – сами кузнецы своей судьбы. Не унижайтесь. Вам, как взрослому человеку, это не к лицу.
Видимо, эти слова вразумили священника. Он поднялся с колен и, отряхнув пыль с рясы, сказал:
– В твоих словах, отрок, я слышу мудрость Востока. Прости, что тебе пришлось…
– Отец, задрал уже извиняться, – раздался рядом насмешливый детский голос.
Священник устало вздохнул и повернулся к давешнему мальчонке-«привратнику».
– Артемий, как ты выражаешься? Не забывай, что ты в храме божием.
– Да пофигу! – не теряя апломба, заявил Артемий. – Богу до моей фени и дела нет!
– Дуй отсюда, богохульник!
– Ещё чего!
– Пререкаться вздумал?
– Дзиро велел присмотреть за больным, – кивнул пацаненок в сторону Таира. – Самое что ни на есть богоугодное дело.
По беспомощному виду священника стало ясно, что подобные акты неповиновения здесь – обыденность, а не редкость. Так, с молчаливого согласия святого отца, Артемий остался в церкви. И, верно, решил не терять времени даром.
– Как ты себя чувствуешь? – осведомился мальчуган, стоило ему подойти поближе. – Голову кружит? Тошнит? Привкус крови во рту имеется?
Таир даже несколько растерялся от его деловитого тона.
– Да вроде нет…
– Ты пойми, – не унимался мальчишка. – Это не пустой интерес. Отец Филипп мастак мозготрясы устраивать. Правда ведь, падре?
Таир вспомнил, что разукрасившая его шайка тоже об этом толковала. Он в упор посмотрел на священника. Казалось, тот был сильно сконфужен. Его лицо стремительно розовело, а уши так вообще стали пунцовыми.
