Звон колокола.
— Странник засвидетельствовал, в письменном виде, что на продукты питания было наложено заклинание, вызывающее у подвергнутого ему муки голода, что в конечном счете позволяло заговорщикам попросту сказать жертве, где находится много еды — и она попадала прямиком к демону, который подвергнув оную истязаниям, зверски умерщвлял и оставлял без погребения. Обвинительная часть закончена, слово предоставляется ответчикам по делу, пропустите их сюда, пожалуйста, — староста, произнесший остаток речи на одном дыхании, с шумом вздохнул и снова приложился к бутылке, отойдя чуть в сторону.
Толпа выпихнула к помосту раздувшегося от гнева жреца и тощего как крыса Гиба.
— Это всё ложь! — заявил жрец. — Кто-нибудь ходил к моему дому чтобы проверить, так ли это? Это всё — лишь слова, где доказательства? Я отвергаю эти гнусные обвинения, и буду молиться, чтобы боги вразумили без сомнения тронувшегося рассудком моего доброго прихожанина Фило…
— А то, что, когда все худели, ты толстел, а ведь с голоду пухнут не так — это что? — послышался голос из толпы.
— Я молился, и боги сниспослали мне пищу…
— А почему нам не послали? — раздался чей-то выкрик.
— … Потому что каждый из вас проявляя гостеприимство, присущее добрым людям, жертвовал мне на пропитание. Это каждый подтвердит.
— Верно!.. Точно!.. Правда… — загомонили в толпе.
— А почему это падре начал резко худеть, когда дела пошли на лад? — резко спросил Фило.
— Да! Почему? Мы тоже заметили…
— Мне открылось, что лишний вес и одышка — взаимосвязаны, — наставительно ответил жрец.
— М-да, — пробормотал Фило. — Будь тут Сакрамента, в раз бы вывела его на чистую воду.
Хартблид слегка оживился, ведь зная имя, он мог призвать её дух… Но тут же идея увяла — он не знал, что любила воительница, и для призыва надо было чертить круг и делать многое из того, что Мастер настоятельно рекомендовал не делать.
— А что, собственно, уважаемый Фило забыл, что на судилище нельзя приводить детей? — вдруг сказал жрец, указав на Хартблида, закутанного в плащ с опущенным капюшоном.
— Да, Фило, что это значит? — раздалось несколько выкриков из толпы.
— Его зовут Хартблид, — громко сказал Фило. — И он и есть тот странник, что принес мне останки моей дочери.
— Дела… — пробормотал кто-то. Жрец же оживился.
— Дети не могут свидетельствовать! Ваши лживые обвинения строятся лишь на словах мальчика!
Хартблид внезапно ощутил незнакомое чувство. Оно как волна огня зажглась в сердце и заставила онеметь кончики пальцев. Он знал как называется это чувство, но никогда прежде его не испытывал. Это был гнев.
