На тревожных перекрестках: записки чекиста | страница 6



После такого ответа Опацкий разжаловал отца из кучеров в конюхи, но совсем прогнать не посмел, очевидно боясь огласки. Чтобы избавить дочь от приставаний старого распутника, родители отправили ее в Ригу, где она устроилась на работу. Управляющий и там не оставлял ее в покое, часто уезжал в город как бы по делам, однако все его попытки совратить мою сестру кончились неудачей.

История ухаживаний Опацкого за Людмилой длилась несколько лет, и все эти годы семья жила в нервной, напряженной обстановке, испытывая ненависть хозяйского холуя и постоянную угрозу остаться без работы и без квартиры.

В такой атмосфере проходило мое детство. Поначалу взрослым удавалось скрывать от меня свои тревоги и неприятности, связанные с наглыми притязаниями пана Опацкого. Но детское сердце трудно обмануть. Я многого не понимал в истинном положении семьи, однако инстинктивно чувствовал неблагополучие в доме.

Стараясь втереться в доверие нашей семьи, управляющий часто заигрывал даже со мною. Хвалил меня беспричинно, брал с собою на охоту и пытался внушить неприязнь к отцу. Как бы невзначай, он то и дело ронял такую фразу:

- Умный ты парень, хоть и сын дурака.

Но игра его была грубой, я не поддавался на лесть, не хотел верить, что отец мой плохой человек, и все старания пана Опацкого найти во мне союзника ни к чему не привели. Более того, чем дальше, тем сильнее ненавидел и презирал я этого хитрого, неумного и развязного господина, а после одного случая и вовсе перестал с ним общаться.

Алексей Ваупшас слыл добрым семьянином, справедливым и трезвым человеком. Но однажды он появился дома пьяным и донельзя раздраженным. Я помог ему разуться, а он в гневе запустил в меня сапогом, разбил в щепки дубовый стул.

- Убью! - кричал отец.- Убью этого мерзавца Опацкого! Проклятый пан, нет больше моей мочи, убью!

Вот до чего довел отца подлый управляющий. Лишь мысль о том, что этой местью он пустит по миру свою семью, удерживала Алексея Ваупшаса от крайнего шага.

Драматизм нашего положения еще в детские годы привел меня к выводу, что окружающий мир недобр к нам, что в жизни наряду с хорошим существует темное, необъяснимое зло. Отсюда у меня возникла ранняя обостренная чувствительность к любому проявлению несправедливости.

Иногда я реагировал на нее очень резко. В последнем классе начального училища произошел такой инцидент с учителем Вольским. Мой приятель подсказывал на уроке двум русским девушкам. У меня с ними были хорошие отношения. Вольский это знал и подумал, что подсказываю я. Подскочил, разъяренный, ко мне и дал пощечину. Недолго думая, я так ударил его в лицо, что он упал. Класс захохотал от неожиданности. Поднявшийся на ноги Вольский запустил в меня грифельной доской. Я выскочил за дверь.