Черт, зацепилась!..
“…и звезда с звездою говори-и-ит”.
Сидя наверху, снимаю застрявшую телогрейку и бросаю ее вниз. Мягкое приземление обеспечено. Прыгаю и вспоминаю, что делаю это сегодня уже второй раз. Сейчас я закрою глаза, глубоко вдохну и войду в воду, и вода оглушит гулом, изменит время, сделав его тягучим и бесконечным, с ледяным привкусом тины…
Падаю на телогрейку и некоторое время лежу, уставившись в темное небо. На дороге слышен шум машины, я придаю телу расслабленную невозмутимость намеренного отдыха — закидываю ногу на ногу, а под голову подкладываю ладони. Достаточно убедительно? Если не считать мокрых подтеков молока на груди, все у меня отлично, и газончик ничего себе, и валенки валяются достойно — в куче с чемоданчиком.
Автомобиль почти проехал, потом резко затормозил и подал назад.
Я услышала это по звуку, подхватилась, сгребла в охапку телогрейку и понеслась к дому. Забежав за выступ, обнаружила, что в этом месте — сбоку дома-в ограде имеется калитка, до того приличная, что даже приоткрыта слегка. На всякий случай захлопываю ее — легкий надежный щелчок хорошо смазанного замка, осматриваюсь и слышу слабый детский плач.
Нет, этот номер не пройдет.
Бегу к валенкам на газоне, обуваюсь, осматриваю пустую дорогу, забираю чемоданчик и обхожу дом, обнаружив три входа. Я не трогаю двери, не заглядываю в окна, я думаю. Детский плач лучше всего слышен в том крыле, который ближе к калитке.
Если я поддамся плачу и войду в этот дом, то все оставшееся время собственного осязания буду кормить ребенка — маленького мальчика. Он никогда не вырастет, я никогда не постарею, я буду кормить его каждые три часа, превратившись наконец в сосуд с кроваво-молочной смесью — тоже ничего себе вариант ада.
Если я не войду в этот дом, то обречена ходить вокруг него кругами, наматывая на пряжу вечности свою ниточку следов, а молоко будет течь по животу и капать, капать… Я присоединюсь к молчаливой бесконечной веренице женщин, потерявших ребенка, но не решившихся войти в дом и заливающих своим молоком газон — ночью он превращается в небо для живых, — и тогда молочная дорожка видна лучше всего, она и называется Млечным Путем — грустная надежда живых, что плаксы в доме вырастут сами по себе и пойдут их искать по этому Пути…
Первая же дверь, которую я толкнула, оказалась открытой.
Так и должно быть… Посмотрим… вход на кухню. Я оглядела большое, хорошо обустроенное помещение со стойкой посередине, над которой висела лампа на растягивающейся пружине, с металлическим абажуром в дырках — лампа была низко спущена и горела.
