Манкая | страница 119
– Наконец-то! – выдала Светочка.
И все это заставило Юльку изумиться. Как так-то? Она ведь мужу изменила…ну, почти, а они радуются и чему спрашивается?
– Вот что, пойдемте-ка, – Света подняла упирающихся сестричек Собакевич и стала подталкивать к выходу. – Юль, отдыхай.
Кивнула Ирине, и все трое ушли. Правда, в холле был еще какое-то время слышен недовольный бубнёж сестричек. Но вот дверь захлопнулась и Юля уставилась на Ирэн.
– Что? Я тоже поставлю свечку.
– Я ничего не понимаю, Ириночка Леонидовна…
– А что тут понимать? Праздновать надо. Наконец-то у тебя раскрылись глаза на мужа и симпатичного соседа. Юля, детка, то, что Митя в тебя влюблен давно уже ни для кого не секрет. Но вот ты удивила меня и обрадовала.
– В каком смысле давно? Я ничего такого не замечала…
– Ты бы и слона у себя в кухне не увидела. Все Кирочка застил.
– Ирина Леонидовна, Кира мой муж. Ну, как Вы..
– Как, как, а вот так! И я очень надеюсь, что в скором времени Кира не будет твоим мужем. Если ты его простишь, знай, я тебя не прощу. Расплюемся навсегда, как говорится!
Юлька помолчала, а потом задала вопрос, который простым не был ни разу.
– Тётя Ира…я как моя мама, да?
Симпатичная Наталья Аленникова, мама Юленьки, сбежала когда-то давно с любовником. Мало кто знал, что у них не сложилось, и Наташа, опомнившись, попыталась вернуться за дочерью. Брошенный муж, папа Юли, подключил все свои связи и пошел на всё, чтобы лишить ее родительских прав и наложить запрет на встречи с дочкой. Такова была месть обманутого мужчины. Наталья бродила вокруг дома, но встретиться с дочкой так и не получилось. Вот одним морозным вечером Наташа возвращалась от дома дочери и угодила под трамвай. Юле ничего не рассказали, потому и осталась наша москвичка в твердой уверенности, что мама ее не любила и бросила. По-факту, любила, но так же, по-факту, и бросила.
Ирина не стала выворачивать и перетряхивать прошлое, потому и смолчала о матери, но сказала следующее:
– Именно так. Как мама. Она тоже долгонько терпела характер твоего отца. О мёртвых не принято говорить дурно, но знаешь, Витя тот еще был…диктатор. Да, она захотела свободы, счастья, любви и упорхнула. Как и ты. Но одно я знаю наверняка, будь у тебя дитя, бежала бы ты с ним. И сидели бы тут у меня вы двое или трое. Как бог бы дал. Не суди, Юлька, маму. Ты понятия не имеешь, что ей пришлось испытать и пережить. Так просто ничего не случается. И вот еще что, любой, кто знает тебя хотя бы немного, вскользь, никогда не скажет о тебе тех слов, которые ты услышала нынче от мужа. Если ты мне веришь хотя бы немного, ты перестанешь думать о себе дурно.