— Ладно, я огорчилась. Я действительно слишком далеко зашла в своих, как вы назвали, воображаемых ситуациях.
— А может быть, вы в то время посмотрели “М. Баттерфляй”?
— Не помню…
— А вы вспомните. Ведь это же большая разница — в пятнадцать лет интуитивно почувствовать несоответствие мужских и женских извращенных фантазий либо, находясь под впечатлением недавно просмотренного спектакля, обыграть ситуацию иностранца и гейши, оказавшейся…
— Прекратите! Какая разница? Была ли это интуиция или употребленное вовремя по ситуации предположение из “М. Баттерфляй”?!
— О, это большая разница. Эта разница измеряется восторгом Богдана Халея, степенью его поклонения…
— Хватит болтать. Я предположила, что Суини была мужчиной еще и потому, что Богдан как-то упомянул о ее игре в юности в театре. (Женские роли в театре Китая исполняют мужчины.)
— Итак, вы сказали ему, что Суини — мужчина.
— Сказала.
— А он тогда сказал вам, что Суини был китайский шпион?
Вставная челюсть, которой не было
Сначала Богдан попросил заварить чай. “Завари зеленый из большой жестяной коробки, а я потом расскажу тебе о грандиозной афере — моей игре в шпионаж”.
Как всегда, заварка чая превратилась в небольшую уборку. Чтобы вымыть заварочный чайник, его нужно было вытащить из завала грязной посуды в раковине — соответственно, кое-что по ходу дела пришлось помыть — чашки, ложки, блюдца, тарелку для бутербродов, две розетки… или все розетки помыть? Ладно, помою все шесть розеток для варенья. Что там осталось? Вилки, тарелки и половник. Вымою, пока закипит чайник.
Старик не выдержал и пришел в кухню — посмотреть, почему я пропала.
— Зачем ты моешь раковину?
— Она грязная.
— Прекрати сейчас же. Я уронил туда вчера цепочку от крестика.
— Нет здесь никакой цепочки.
— Серебряная, старинная!.. — Богдан с силой оттаскивает меня в сторону и в смятении осматривает раковину с губкой в ней. — Сколько раз тебя просили ничего у меня не убирать и не мыть?!
— Ты сам послал меня заварить чай! Не ори. Сейчас я попробую открыть сифон внизу.
Я подставляю ведро, откручиваю сифон, вываливаю из него целый ком вонючей дряни, ковыряюсь в трубке зубной щеткой, едва сдерживая рвотные потуги, а Богдан толчется рядом и стенает, что теперь у него еще кухню зальет после моего старания, “а всего-то нужно было заварить чай!..”.
Цепочка свисает внутри трубы с перепонки слива из раковины. Нужна изогнутая проволока, иначе не достать. Пошла в спальню старика. От тяжелого духа и плотно задернутых штор комната кажется подземной кельей затворника. Раздвигаю шторы, открываю форточку, раскидываю постель, чтобы проветрилась, заодно вытаскиваю из-под подушек две книги и альбом с фотографиями, сгребаю на поднос грязные чашки, тарелки, кофейник (помнится, именно в нем я позапозапозавчера приносила старику кофе), пластилиновые фигурки зверей, слипшиеся с листками какой-то рукописи, очки с приставшей к стеклу карамелькой. И вдруг замечаю стакан с водой. Этот стакан заставляет меня задуматься.
