– Ну, вы даёте! Как же можно жить без правды? – от удивления я даже присела на траву.
– Очень даже можно, – начала объяснять Настёна. – Мы просто перестали выяснять, что правда, а что нет. Что есть, то и есть. А чтобы можно было как-то жить, мы перестали общаться друг с другом.
– А что есть – это не правда? Вы же с Люськой как-то общаетесь? Это правда или нет? – попыталась я поймать Настёну.
– Сегодня общаемся, а надоест и перестанем. У нас свобода – делаем, что захотим, – с ноткой снисхождения объяснила Настёна.
– А что всё-таки делаете? – не унималась я.
– Что хотим! – насупилась Люська.
– А что хотите? – продолжала допытываться я.
– Ничего не хотим! – неожиданно резко ответила Настёна. – Что ты за непонятливая такая? Мы хотим ничего не хотеть! Вот в чём сила и великая мудрость твоего дневника. Усекла? Мы занимаемся нехотением!
Ответ Настёны поверг меня в ступор. Мысли в моей голове резко затормозили, стали налезать одна на другую, и сплелись в какой-то клубок. Я пыталась как-то расплести его, но у меня ничего не выходило. Наконец, из этого клубка сам собой выплелся вопрос, который я тут же задала:
– А почему вы так похожи на обезьян? Раньше ведь таких не было.
– Не было, – согласилась Люська. – Это мы сами придумали. В самом начале. Надоело нехотение, и наши предки решили всё-таки чем-то заняться, потому что сразу перейти к нехотению не у всех хватало сил. Так вот. Пришла в голову одному из наших учёных биологов (были тогда ещё такие среди нас) мысль, что мы должны вернуться к нашим корням. То есть, если мы произошли от обезьян, то и должны быть на них похожи не только внутренне, но и внешне. Сначала начали носы протыкать, уши, губы, да вешать побрякушки и всякую дрянь, как дикари. Это ещё в ваше время началось. Этого показалось мало, но надо же было постепенно переходить, поэтому стали всякие рисунки наносить на тело, а потом и до этого дошли, – сказала Люська, указав на волосатую руку, – чтобы полностью соответствовать, понимаешь? – спросила она таким тоном, каким обычно разговаривал со мной Верховцев. Рассказ девочки-обезьянки так потряс меня, что я смогла лишь кивнуть в ответ.
– Хоть это она понимает, – обратилась Люська к подружке и продолжила:
– Изменили какой-то ген, и у нас у всех появились волосы. И жить нам стало намного веселее.
– Чем же? – поинтересовалась я.
– Когда надоедает ничего не хотеть, занимаемся ловлей блох, – будничным тоном призналась Люська, и добавила, – Хотя блох приходится ловить чаще. А когда слишком много расплодится, только этим и занимаемся.
