Она встала с его колен, прошлась по комнате, вздохнула: «Хоть немножко пожить по-человечески, а, Сашко? А наливай еще!» Они выпили по второй, закусили бутербродами.
«Знаешь, – она села рядом на кровать, – я думала в кабинете у Олега, ну, когда заселялись, что я прямо там усну, у него на диване, когда он запустил свою песню про местную жизнь. А сейчас, после душа, я как будто родилась заново. А еще, если ты не заметил, трусики под платье я не надела».
Она запустила ему руку в волосы, он, вдыхая запах ее вымытого тела, поцеловал ее шею, осторожно повалил не кровать. «Нет, погоди!» – она вывернулась, отодвинула стол, щелкнула выключателем. Он сдернул покрывало, и они упали на широкий матрас, на белую простыню, сжимая друг друга и отдавая себя друг другу, как в последний раз. И когда ее опять пронзила дрожь, она, скользнув к нему сверху, прижавшись губами, которые он не закрывал ладонью, к его плечу, все выдыхала и выдыхала его имя, как стон: «Сашко… Сашко… Сашко…»
День двенадцатый: Эйлат, первый день отдыха.
Он проснулся, потому что замерз: «Что? Спальник сполз? Палатка открыта?» Потом сообразил, разлепил глаза. Окно возле большой двуспальной кровати было растворено, вчера Богомила дышала свежим воздухом, а потом они просто отключились. Она спала, завернувшись в теплое одеяло, только нос торчал и пучок черных волос, а ему остался только куцый остаток синтепонового чуда.
Он осторожно привстал, стараясь не скрипеть, закрыл окно, потом снова лег, нырнув под свой кусочек одеяла и потихоньку потянул. Она зашевелилась, отдав ему половину, приникла к нему: «Шо? Пора?» – «Прости, прости, я не хотел, спи!» – зашептал он ей в ухо, обнимая и согреваясь от ее теплого со сна тела. Она открыла глаза: «Не хотел?! Шо же ты не хотел, Сашко? – сжала в объятии. – Меня не хотел?» – «Как тебе такое в голову пришло? Тебя – и не хотеть?» Она засмеялась тихонько, снова закрыв глаза, подалась к нему: «Тогда чего ты ждешь?»
Он поцеловал ее долгим поцелуем, скользнул под одеяло, нашел губами грудь. Та напряглась, он сжал ее ладонями, переместился еще ниже, к животу, к подавшимся бедрам… Она застонала, выгнулась, впуская его, скинула ногой одеяло, прижала его голову руками: «Так, так…» Потом она словно перестала дышать, и когда она, наконец вздрогнула, как под напором ветра, он был готов и взлетел по ее телу вверх, вошел в нее, разгоняя дрожь до приступа, почти до эпилептических судорог. Она задышала стоном, впилась в него пальцами, обвила ногами, и он тоже почувствовал, что почти готов, что сейчас он взорвется, как морская мина, вошедшая в плотный контакт с кораблем… «Саша, на живот… Сделай это мне на живот…» – выдыхала она сквозь свои судороги ему прямо в ухо.
