Он всегда ощущал это сильнее, когда миссис Лью была рядом. Когда он касался ее руки, жар ее кожи проникал в него, словно и он гудел, пульсировал огнем. Словно и он имел облик.
Его удивило, когда он понял, как ему нравилась миссис Лью. Тетя Ду все время жаловалась на наглость и гордость женщины, которая обсуждала еду, которую явно купила в «Счастливом Бамбуке».
— Но они о тебе позаботятся, — сказала она Призраку, когда завещала его.
Но они этого не сделали. Он старался вести себя хорошо, а они игнорировали его. Он годами плакал один. А потом и миссис Лью стала плакать. Он выходил неизвестно откуда и садился возле нее. Ее печаль проникала в его, и его отступала. Каждый кусочек печали был как крохотный осколок ее души, и каждый острый осколок, которого он касался, приближал его к копированию сосуда, как ее тело.
Он уже мог входить в ее сны. Он знал все о ней. Он месяцами ощущал, как росло ее напряжение, пока он листал лица в ее подсознании. Лица из Китая. Порой он гадал, не было ли и его среди них, потерянного со временем. Порой он думал, что у него не было лица, только то, что тетя Ду придумала для него, а потом привязала к миссис Лью. Но разум миссис Лью ему казался интересным местом, энергия вспыхивала отовсюду, карманы дыхания и швы тишины. Он смотрел на все это.
Еще укол печали. Он не мог понять, это было его или ее чувство, так что прильнул как можно ближе, позволяя ритму ее печального сердца биться об него.
Солнце вспыхнуло в окошке, но это не согрело его. Миссис Лью опустила заслонку, погрузив их в тень.
Призрак прижался сильнее к ее груди, обвил ее собой. Порой он представлял, как она разбивалась.
Было сложно дышать в Китае. Жара в июле была густой от загрязнений, людей и пепла. Это был месяц Весеннего фестиваля, и на каждом углу улиц кто-то сидел на земле и сжигал бумажные деньги. От воздуха глаза миссис Лью слезились.
Она словно шла меж двух миров, настоящим Китаем и прошлым. Китай в настоящем был чудищем из высоких стеклянных зданий и блестящих автомобилей, но порой она замечала прошлое Китая. Лицо было удивительно знакомым. Улыбающееся лицо Мао висело на красной нити на зеркале заднего вида машины. Запах в воздухе, мясо жарили на масле, масло лилось из канализации. Все это тянуло за ее уже измученное сердце.
Незваная ностальгия опустилась на нее после прибытия, тревожила глубоко в груди, и было сложно сглотнуть. Она не знала, что вызвало ностальгию. Все было для нее чужим. Удивительно, но даже ее дочь.
