В первый день едва не грохнулась в обморок от того, что из меня выкачали буквально всю кровь. Нет, подобные процедуры, безусловно, не были для меня в новинку, но так много меня из меня еще не сливали.
Медсестра сочувственно потрепала меня по руке и направила в кассу. Первый и самый дорогой этап врачебно-летной комиссии был практически позади. А потом пошло веселье.
Окулист долго не мог поверить, что «в таком-то возрасте» у меня сохранилось идеальное зрение. Действительно. В моем-то возрасте следует быть слепой как крот и щуриться от яркого солнца. Двадцать девять – это вам не шутки!
В психоневрологическом диспансере и вовсе потеряла целый день в ожидании вожделенной справки. Квест под названием «Пойдите в кабинет на седьмом этаже, там вас отправят на третий, после этого пописаете для анализа на первом и вновь вернетесь на седьмой, чтобы поставить печать на четвертом, а потом в кассу заплатить пятьсот рублей и забрать справку у главврача в соседнем здании» был окончен.
Следующие несколько дней я думала, что ничего хуже и интереснее со мной случиться не может. Что шесть дней и несколько литров крови, не говоря уже о других анализах, – последние приключения. Ан нет.
– У вас ожирение первой степени, – заявил мне старенький морщинистый хирург.
Мои глаза после этих слов едва не выпали из орбит. Нет, я, конечно, не стройняшка-фитоняшка, но чтобы так сразу…
Он-то явно привык видеть на моем месте тощих девиц, поступающих на курсы стюардесс. А тут какая-то ожиревшая девушка. Да еще и в преклонном возрасте, судя по комментариям окулиста. И если второе пережить оказалось просто, то, когда тебя называют толстой, хоть и медицинскими терминами, становится обидно.
И вообще. У меня голодание интервальное. Уже неделю! Семь дней честной беспробудной диеты. Ну, почти. Один раз на тридцать минут закосила, но это не в счет.
Да мне мои весы говорят, что еще неделька – и я красоткой стану! И сразу в платье-рубашку влезу. Хоть праздники у родителей мне теперь и не светят. Врагу не сдается мой гордый «Варяг», а враг в лице принципиального папы никогда не признает, что его дочь выросла и вправе сама решать свою судьбу.
Хотя узнай он о том, что я сегодня буду в небе в розовой форме бортпроводницы, то был бы в неописуемом восторге. А мама перекрестилась бы, воздала хвалу Господу и закатила бы пир, на который умудрилась бы позвать сразу пятерых потенциальных ухажеров.
Потому что последние три показали себя не очень: много пили, много ели и думать не думали мне досаждать. Почти. Один из них все же подсел ко мне для приличия и завел разговор, который привел нас к моему увлечению.
