и Ноэля мы каждый день наблюдаем, как собственного консьержа.
Наверное, дело в том,
что когда ночью при плюс пятнадцать
в палатке на надувном матрасе я замерзала,
ты подтыкал под меня пуховик и укрывал одеялом.
Разноцветные флаги взмывали в небо над палаточным городком,
переполнялись мусором разрисованные бочки Oxfam,
а над холмами раскатывалось Skyfall,
до жути мощное, уже ближе к Тору, чем к нам.
***
Мой лисенок, ты создан, чтоб бегать по сочной, зеленой траве
И на солнышке греть белый, пушистый животик.
А совсем не затем, чтоб годами платить ипотеку,
Цепенея от страха лишиться постылой работы.
Дом, в котором живем мы, де-юре не очень-то наш,
Но родные река, белый мост и каток на морозе,
И друзья в двух кварталах. Скорее тащи карандаш –
Мы стоим у окна в упоительно временной позе.
Никогда не хотели соломку себе подстелить,
Не копили, а пели – ну что же, придется – попляшем.
Я не против того, чтоб трудиться, но больше за то, чтобы жить
В этом мире родном, но таком относительно нашем.
***
Что я вижу на О – Облако,
Что я вижу на О – Овцу,
Еду по Острову к Океану.
Ирландия
***
Костер потрескивал
как виниловая пластинка,
Отсветы огня, играя,
превращали листья папоротника
в костяные зубцы на спине стегозавра.
В темноте друг провалился
в дырку от прошлогоднего туалета,
стал звать на помощь.
Когда мы его отмывали,
хозяйка заметила философски:
– В жизни всегда есть дерьмо,
и главный вопрос –
Как мы с ним справляемся.
***
После концерта мы не расходились,
а ждали у ограждения:
может техники, собирающие инструменты,
бросят нам в щедрости своей медиаторы,
барабанные палочки или какую другую малость.
И вот сет-лист взвился белой птицей
и упал в промежуток между оградой и сценой,
и стал таким близким и таким недоступным.
Кто-то перелез через ограду и был выдворен,
и потом в ответ на наши просьбы
охранник поднял заветный список и сказал:
«Никогда не понимал, зачем он вам нужен,
это же просто листок бумаги с напечатанными словами».
Я ответила ему, ответила со всей серьезностью,
что да, это листок бумаги,
но именно по нему сегодня играли и на него смотрели музыканты,
и он часть этого вечера, такого особенного.
И тогда этот человек с седоватыми усами
в салатном жилете со светоотражателями
встретился со мной взглядом и из десятка рук
протянул сет-лист в мою руку,
И никто уже не мог его у меня отнять,
ведь в этот вечер охранник, Ричард Эшкрофт и небеса
были на моей стороне!
И было в том великое счастье и ликование,
почти такое же, как когда в аптеке не нужно ничего,
