– Иди к детям! – приказала она. – Я сделаю всё сама!
Отец повиновался. Не послушался, а именно повиновался. По-другому и не скажешь, так как сию же секунду он опустил голову и оставил маму в покое. Почему папа потакал матери, я ещё не понимал. Наверное, он доверился внутреннему голосу, который уверял его не наломать дров и прислушаться к любым просьбам жены, какими бы бредовыми те не показались. Даже в условиях дикого голода отец закрыл глаза на правду жизни и, Бог знает откуда, раздобыл нам эти сухари. Как оказалось позже, сделал он это не зря.
Мама суетилась подле стола. На свекольных сухарях она выстояла небольшую бочку кислого кваса, в который добавила несколько листов капусты, единственной растительной пищи в доме, не считая зелёного щавеля и редьки.
Салведь – значит, рассол, Колька, холодный суп то есть, окрошка. Раньше в такую окрошку чего только не добавляли: лук, картофель, огурцы, варёное мясо. С приходом голода и мора из всего в тарелке остались лишь квас и капуста. Вот такой вот салведь, бывало, хлебали мы деревянными ложками, причмокивая от удовольствия. Кто же знал, что в такое ужасное время мама вдруг задумает баловать своих детей подобным угощением. К тому же я понятия не имел, чего стоило отцу добыть сухари для будущего кваса. Но и тут я ошибался, внучек. Лакомство было уготовано не для нас.
Каждый день, пока настаивался квас, мы умоляли родителей налить кружечку, на что нам всегда отвечали:
– Терпите, детки! Очень скоро вы будете кушать досыта!
После этого мама снова пропадала у погреба, а после бочку с квасом и вовсе вынесла в сарай, подальше от голодных ртов.
Матушка разливала салведь в глиняные горшки и вместе с отцом несла их к погребу. Он расставлял их в ряд около крышки, а мама по одному подавала их кому-то внизу. Отдавала ИМ, Колька! Да сколько, внучек! Я насчитал шесть горшков, прежде чем проглотил сухую слюну и занюхал испачканным рукавом своей нестираной рубахи. За всем этим мы, словно завороженные, наблюдали в окно, не смея пикнуть. Не принято было родителям перечить.
Когда они вернулись, мы заметили, что отец кое-что держал в руках. Это был последний горшочек с окрошкой. Седьмой, который, видимо, оказался лишним, поэтому-то мама с папой тут же принесли его в дом. Как же обрадовались мы! Салведь из горшка разлили по тарелкам. Мы визжали от счастья, как поросята, внучек. Ещё бы! Усердно работая ложками, мы даже не вспомнили, что родители спрятали в погребе гораздо больше.
