— Хи-хи-хи, — засмеялась темноволосая. — Ему и так не избежать вирунов, даже старуху свою пережил, сволочь такая.
— Гала, Виса, поимейте хоть немного уважения к моему отцу, — зашипел на них молодой страж.
Внезапно старик очнулся, осматривая комнату ошалевшим взглядом. Видимо ему стоило немалых усилий вспомнить кто все эти люди и почему они заполонили его спальню. Никто не замечал пришедшего в себя старика и даже молодой лекарь спокойно беседовал с двумя мужчинами у самых дверей. Слуги, также уверенные в близкой кончине хозяина, не обращали на кровать никакого внимания.
— В-о-о-о… во… — силился что-то сказать старик, но из открытого рта вырывался лишь едва слышный выдох.
— Ты уверен, что он уже не поднимется с койки, как в прошлый раз? — поинтересовался у лекаря один из беседовавших с тем мужчин.
— Абсолютно, — убеждённо кивнул тот. — На этот раз господину да Лавалю не выбраться… к сожалению.
— Да, да, к сожалению, — задумчиво вторил ему другой мужчина, с жадным блеском в прищуренных, слегка раскосых глазах. — Однако долго.
— Всё во власти богов! — закатил глаза в потолок лекарь.
— В… в… воооооон! — протяжным стоном крикнул старик, испугав не только женщин, но и своих слуг.
— Спокойно, господин да Лаваль, — тут же подскочил к кровати лекарь. — Не вставайте, я напою вас отваром.
— Вон… в… он… от… сюда! — хрипло запинаясь, рявкнул на него умирающий, откидывая одеяло, и сильно закашлялся.
— Вы слышали магистра! — засуетился старый слуга. — Уходите. Пожалуйста, оставьте его в покое.
Слуга стал жестами выпроваживать всех из комнаты, тогда как лекарь и служанка помогали старику сесть. Когда им удалось усадить его, он какое-то время, пока комната не опустела, собирался с силами, а потом оттолкнул их обоих.
— Вон отсюда, все! — прохрипел он.
Теперь и они ушли, затворив за собой дверь. Он же, медленно, как это даётся тяжело больным людям, поднялся и прошаркал к окну. После приложился лбом к прохладным створкам мутной слюды и стоял так некоторое время. Вдруг, очнувшись, открыл окно и, облокотившись о подоконник, выглянул наружу. Солнечный свет, до того едва проникавший в комнату, теперь ослепил его, заставив зажмуриться. Слегка морозный ветер ворвался следом за солнечными лучами и принялся разгонять спёртый, больной запах прошедшей ночи. Седые, редкие кудри, подхваченные ветром, затрепетали. Одет он был лишь в нательную рубаху, но не чувствовал ни холода весеннего утра, ни боли.
«Странно, — подумал он, — либо лекарство того болвана помогло, либо я действительно при смерти.»
