Проснулся он рано, на улице было ещё темно. Немного понежился в постели, наслаждаясь тишиной и покоем, вдруг резко вскочил и направился на кухню варить кофе. День обещал быть интересным.
Он всегда твёрдо знал, что жизнь полна сюрпризов, а потому и никогда не пытался забегать умом вперёд. Ведь в том и очарование нашего существования, – думалось ему, – что будущее скрыто от нас: мы не знаем ни ожидающих нас радостей – и тем приятней они будут, ни грядущих бед – и не страдаем от их неизбежности загодя. Приятными или неприятными покажутся нам неожиданные повороты жизненного пути, они неизбежны и совершенно необходимы для нас. Осознание важности и полезности случающихся неприятностей зачастую приходит лишь много времени спустя, а понимание вздорности многих человеческих радостей и удовольствий, напротив, кажется очевидным.
Несмотря на всю весомость этого убеждения, смириться с тюрьмой оказалось для него трудной задачей. Неприятная обстановка, скверные запахи, нежеланное соседство, навязанные, зачастую просто нелепые порядки, – со всем этим можно было смириться на время, но как было принять то, что тебя насильно удерживают в четырёх стенах, причём не самых сухих и опрятных (пусть их качество и не имело решающего значения)?
Впрочем, ко всему привыкаешь со временем. От сумы и от тюрьмы не зарекайся, гласит народная мудрость – иными словами, каждый может здесь оказаться, а значит, и каждый должен быть готов к этому. Что ж в таком случае здесь исключительного?
«Здесь находятся такие же люди, как и по сторону забора, – думал он, – только чуть меньше закона боятся, а кому-то просто не повезло». И в самом деле, в тюремных стенах можно было встретить представителей любых прослоек общества – от бомжей и отпетых люмпенов до крупных бизнесменов и политиков.
Однажды ему случилось увидеть и священника. Маленький набожный попик, уже преклонного возраста, катался по этапам не первый год. Тяготы земного бытия не сломили его, а, казалось, напротив – укрепили: отец Варсонофий чувствовал себя в этой обстановке на своём месте и продолжал служение, помогая словом и молитвой несчастным заблудшим овцам стада Христова. Как выяснилось позже, очутился он в этих стенах из-за грязной интриги какого-то типа, метившего на его настоятельское место.
Иван, встречая этого интересного человека, с интересом слушал его, а как-то даже по памяти записал: «Господь по-отечески вразумляет, а как начинаешь слишком зазнаваться, то может и подзатыльник отвесить. Впрочем, это я заврался: подзатыльника Господня никто не выдюжит. Он не наказывает даже, а меньше заботится, но не совсем оставляет, а так – чуть в сторонке просто. Ну а мы, едва заденет слегка наше самолюбие и утробу ненасытную, так причитать начинаем: и за что, Господи, и за какие грехи!.. И такие мы глупые, что даже стыдно потом нам не делается за такое безобразное поведение. Да если б за грехи наши, за малую толику даже, Господь воздал бы нам – и пепла не осталось бы! Долготерпелив Отец…»
