Интересно.
Солнце давно скрылось за горизонтом, и заметно похолодало. В воздухе висела взвесь из едва заметных капель росы, опускавшаяся на волосы и плечи, туманом скрывая нас. Я наблюдал за Полиной, стараясь запомнить каждую черточку, пока она старательно отводила глаза, играя пальцами с речкой. Казалось, ее хрупкие косточки можно сломать одним неловким объятием, а кожа была настолько прозрачной, словно сотканной из окружающей нас воды. Волосы отросли, но Полина отчего-то упорно убирала их в хвост. Мне же хотелось распустить их, перебирать пальцами.
Я вспомнил, как она воткнула перо коршуна в прическу на балу. Что это было? Шутка? Или Водяная думала обо мне?
– Я могу повернуться, если ты хочешь детально изучить меня.
Ее голос точно копировал мои интонации. Что ж, справедливо, улыбнулся я. Но тут же нахмурил брови, предвосхищая ее вопрос. Не нужно быть Воздушным, чтобы понять, о чем думала Полина.
– Сева, – девушка напротив подняла на меня усталые глаза цвета дождливого неба, – зачем я здесь?
– Не знаю, – честно ответил я. И тут же снова нахмурился.
Не мог же я, в самом деле, так быстро признаться, что рядом с ней с недавних пор становлюсь слабым? Я поднял на Полину глаза. Я хотел, чтобы она сама разобралась в том, что между нами происходит, увидела, что я больше не могу без нее. Не могу и не хочу.
Она сидела напротив, обхватив плечи руками. Сегодня Полина была одета в простенькое голубое платье с коротким рукавом. Из-за того, что она сильно похудела, оно смотрелось на ней мешковато. Вся поза Водяной кричала, что ей неуютно наедине со мной. Ноги перекрещены, тело в напряжении, словно Полина старалась стать как можно незаметнее, искусанные от волнения губы, которые я отчаянно хотел целовать… Такую закрытость, впрочем, можно было понять. Я никогда не давал повода думать, что отношусь к ней с симпатией.
– Ты замерзла, – разрывая молчание очередной глупостью, произнес я, снимая куколь. Хороший же из меня джентльмен, если я даже не заметил ее дрожи.
– Спасибо.
И снова молчание, наполненное ее укоризной и моей нерешительностью. Я все больше хмурился, собираясь с мыслями, а Водяная все так же играла с водой, посылая по почерневшей поверхности круги. Ее движения были так нежны и невесомы. Коснется ли она когда-нибудь меня?
И тогда я решился. Следуя неясному порыву, а может – воле сердца, я вдруг сбивчиво произнес, боясь передумать:
– Полина, помнишь, тогда летом я сказал, что не возьму с тебя платы за полет на Вороном? Я хочу, чтобы ты знала. Я… Ты мне нравишься. Все дело в этом.
