— Какой яркий свет, — пожаловался он, но скорее себе, чем кому-нибудь другому.
В комнату не проникало ни звука. Тяжелые портьеры едва заметно для глаза раскачивались на полуоткрытом окне; видимо, дул свежий утренний ветерок...
И, чтобы ощутить его прохладу, Андреа вдохнул воздух полной грудью. Затем он, все также не открывая глаз, — приподнялся на локте и негромко произнес:
— Эдера!
Она не отзывалась.
Тогда Андреа, осмотревшись по сторонам, поискав глазами свою любимую, обернулся направо и обнаружил, что кровать пустая.
Простыня была аккуратно заправлена, подушка даже и не смята — будто бы Эдера не ложилась спать.
На какой-то миг Андреа даже усомнился — а вдруг и действительно она всю ночь бодрствовала.
Нет, не может быть.
Глупости.
Его тело во сне, подобно фотопленке, запечатлело ту долгую ночь, когда она была с ним рядом.
Андреа помнил, как его Эдера вертелась с боку на бок, не давая ему уснуть, пока он нс проворчал: «Ну, Эдера, хватит, уймись, успокойся!», а в ответ услышал: «Пресвятая дева!..», тогда он спросил «Что? Что?..»
Она не ответила ему, он и не знал, к чему это восклицание, и что она имела в виду, и тогда, не желая думать ни о чем, он сразу же уснул.
Он вновь открыл глаза и осмотрелся.
— Эдера!
Ответа не последовало и на этот раз.
— Эдера!
Молчание.
Наверное, имя своей любимой он повторял только для того, чтобы не чувствовать себя в то утро одиноким — а одиночество наваливалось на него со всей неотвратимостью, он знал, что теперь весь день его будет испорчен, если он хотя бы не увидит свою любимую, не услышит ее голос, мелодичный, как журчание ручейка в горах, не поймает ее улыбку — такую милую, такую обаятельную...
В пустой комнате он услышал лишь прерывистое жужжание слепня, неизвестно как попавшего сюда. Ослепительно голубым светом вспыхнули его полупрозрачные крылышки на фоне медной сетки. Уж не превратилась ли она, Эдера, в это назойливое насекомое?
Усмехнувшись своей фантазия, Андреа наконец-то поднялся с кровати и быстро оделся.
Может быть, она спряталась за штору?
Дух озорства их первых месяцев совместной жизни иногда возвращался и к Эдере, и к Андреа, и иногда они могли позволить себе прятаться друг от друга. Вот Андреа и подумал — она спряталась, чтобы его подразнить. Но в этой спальне не нашлось бы и угла, куда бы она могла спрятаться.
Он подошел к окну и посмотрел на лужайку перед ломом: на пеленой, выгоревшей от солнца лужайке перед домом, отгороженной от улицы высоким увитым плющом забором, расставив перед собой машинки, играл его сын Валерио, Лало, рядом стояла Эдера — выражение лица у нее было необычайно счастливое.
