Иногда Дэлит задавалась вопросом, как из-под пера столь грубого в манерах и жизни человека, как ди Шарентон, выходили столь сентиментальные, до слащавости, книги. Они имели взаимное неудовольствие быть знакомы в давно минувшие времена, и вот уж по кому Дэлит не скучала: ни по Алену, ни по его засахарившейся писанине.
На деле же, когда сэр Кловис объявил дочери, что их с гостем помолвка – дело решенное, Луизетта ринулась прочь из комнаты, не желая слушать и намереваясь не показывать своих чувств. Но дверь (очевидно, Уолтоном с противоположной стороны) оказалась заперта.
Луизетта, без пользы подергав ручку, с каменным лицом повернулась к отцу.
– Вы не заставите меня это сделать.
– Ну разумеется, – сэр Кловис снова звучал, как строгий, но в душе благодушный сельский помещик. – и не собирался. Но мы подождем, пока твое мнение не переменится. Ты и гувернантку не хотела, если помнишь. А теперь смотри-ка, вы лучшие подружки! Так что я надеюсь на твое благоразумие и готовность им воспользоваться.
Луизетта ничего не ответила. Сэр Кловис набил трубку и закурил – заставляя дочь стоять перед ним, вынужденную выставить напоказ ее терзания, а Дэлит и баронета стать невольными, но неизбежными свидетелями этого.
Прогулки, как было очевидно после возвращения сэра Кловиса, стали невозможны. Но с утра до темноты Луизетта смотрела в окно со все возрастающей тоской.
Дэлит закончила урок и закрыла учебник, хотя была уверена, что ученица не слышала ни слова из того, что гувернантка читала. Впрочем, Луизетта заметила, что голос Дэлит затих, и отвернулась от окна.
– Могу я попросить об услуге? – Спросила она.
– Конечно. Все, что угодно.
Луизетта горько усмехнулась. Несколько секунд она молчала, терзая нитку на рукаве, затем, потупясь, произнесла:
– Нарвите мне роз в саду.
– Это я могу… Но зачем? Вы любите мертвые цветы?
– Нет, не люблю, Вы правы. – Луизетта посмотрела Дэлит в глаза. – Но я хочу насладиться цветами умирающими. Несколько дней они будут радовать меня своим ароматом и свежим видом. Пока со стороны нельзя будет понять, что дни их сочтены.
– Насколько я помню, розы в вашем саду очень слабо пахнут. Аромата от них Вы не почувствуете.
– О, Вам лишь бы все испортить! – Луизетта вскочила из-за стола и подошла к окну. Замерла, закусив ноготь испачканного в синих чернилах пальца. – Простите, я не злюсь на Вас. Злюсь, но не на Вас.
Луизетта пыталась найти слова. Будь перед нею мужчина, как было бы проще! Ничто не нуждалось бы в дополнительных объяснениях. Она сказала бы: я Вас люблю! И это сразу значило бы все, не требуя оснований. Любовь между мужчиной и женщиной так естественна в глазах общества, что не требует больше причин, чем вспыхнувшая из-за пару раз пересекшихся взглядов страсть.
