Он завернул за угол и скоро вернулся с какой-то бутылкой, завёрнутой в газету.
– Чё это? – спросил я.
– Много будешь знать скоро состаришься, – огрызнулся Тим.
Я не стал настаивать. Мы перебежали дорогу перед жёлтым носом троллейбуса, завернули во двор, завешенный бельём.
Тим жил в старой двухэтажке, каких много в нашем городе. Строили их пленные немцы после войны, восстанавливая полностью разрушенный город. Сами разваляли, сами отстроили, всё справедливо. В подъезде пахло краской и жаренной рыбой. Мы взлетели на второй этаж. Не выпуская свёртка из-под мышки, Тим открыл дверь. Поставил бутылку на тумбочку в прихожей, бросил:
– Я сейчас.
Пока он рылся где-то у себя в комнате, я развернул газету, и сразу увидел цифры 646 на этикетке.
– Тим, ну ё моё, а?! – крикнул я вглубь квартиры.
Он высунулся из комнаты, посмотрел на моё недовольное лицо, на развёрнутую бутыль.
– Не тошни, ладно? – скривился он. – Будешь пробовать? Нет? До свиданья.
Тим сунул мне в руку кассету.
– На! Там какая-то фигня записана типа Ласкового мая. Можешь стереть. Сходи в звукозапись, запиши что хочешь. Всё, давай, увидимся.
– Слышь, Тимур… А если я соглашусь, начну с тобой ширяться, сторчусь из-за тебя, тебе как, нормально будет? Совесть не замучает?
– С чего бы? – рассмеялся он. – Я не заставляю, я предлагаю. Соглашаться или нет – дело твоё. Нравится тебе тупарём по жизни быть – будь, я-то чё?
– Ладно, – махнул я ему, – пойду тупенький, пока ты в гения не превратился. Ты, это, как умные мысли в голову полезут, в тетрадку их записывай, потом почитаем. А то обидно: все твои гениальные озарения пропадают впустую.
Тим воздел перст к оклеенному пенопластом потолку:
– А это идея. Ща, найду тетрадку. Видишь, не такой ты и тупенький. Всё, вали, у меня времени мало. Давай, пока.
Он вытолкал меня в подъезд и захлопнул дверь. Выкинул в облако подгоревших пескарей и пентафталевой краски. За соседней дверью женский голос визгливо вопил:
– Как ты меня достал, алкаш проклятый!
и невнятное бормотание в ответ, временами взрыкивающее, и сразу за этим женский голос взлетал ещё выше. Сверху слишком бодрым шагом промчался дед, сверкнул золотой коронкой. Над майкой-алкоголичкой вьются седые волосы. Пробежал вниз по ступеням, стуча заскорузлыми пятками по стоптанным тапкам. Хлопнула дверь ниже. Угрюмая тётка выставила ведро с арбузными корками в подъезд и спряталась обратно. Стая дрозофил встревоженно взвилась и вернулась к трапезе. Из ведра несло кислым с тухлым. Этот с рыбалки пришёл, те арбуз не доели, тот рыгает вчерашней водярой и за новой мчится, аромат обновить, и во всём этом смраде ни грамма кислорода. Я натянул наушники, вжал тугую кнопку.
