И, не въ силахъ побороть свое волненіе, дѣвушка опустилась на колѣни, сложила руки и погрузилась въ молитвенный экстазъ.
Безымянный былъ глубоко взволнованъ, онъ исполнилъ обѣщаніе данное имъ себѣ, онъ вернулъ этой дѣвушкѣ ея родину ея отчій домъ... И капризной судьбѣ было угодно, чтобы медвѣдь указалъ имъ путь, чтобы его инстинктъ животнаго сдѣлалъ, больше, чѣмъ всѣ усилія человѣческаго разума.
Между тѣмъ Анооръ поднялась и стояла неподвижно на одномъ мѣстѣ.
Глазами, полными слезъ, любовалась она этимъ дивнымъ пейзажемъ, не въ силахъ оторваться отъ него, отъ нахлынувшихъ воспоминаній далекаго прошлаго.
-- Такъ въ этомъ храмѣ молилась ты ребенкомъ? тихо спросилъ ее Безымянный.
-- Да, да... пойдемте туда. Проспавимьте милосерднаго Браму въ этотъ счастливый день, прошептала Анооръ, увлекая своихъ спутниковъ къ мраморной колоннадѣ храма. Да, теперь я помню этотъ храмъ Магадевы, эту жемчужину Пенджаба, бѣлыя стѣны этого храма усыпаны росой рубиновъ, изумрудовъ и сапфировъ, всѣ украшенія и арабески -- не живописи, а мозаика изъ драгоцѣнныхъ камней, весь куполъ и колокольни сдѣланы изъ чистаго, золота. Храмъ этотъ былъ выстроенъ мудрѣйшимъ изъ сейковъ, Гуру-Говингъ-Сингомъ. Даже варвары чтутъ это святилище персы, монголы, афганцы, въ пору своихъ вторженій, не осмѣливались поднять на него святотатственную руку, не дерзали коснуться его сокровищъ и богатствъ... Такъ говорила мнѣ сестра, сама она узнала это отъ покойнаго отца, и я, слушая ее разсказы, воображала, что слышала голосъ нашего возлюбленнаго мученика свободы и независимости.
Анооръ была какъ въ бреду, она говорила какъ бы думая вслухъ. Войдя въ храмъ она смолкла и благоговѣйно опустила голову. Цвѣтныя стекла бросали на бѣлый мраморъ пола мѣстами синія, мѣстами красныя пятна; колонны и стѣны храма сверкали гирляндами драгоцѣнныхъ камней, золота и серебра удивительной чеканки.
Анооръ подошла къ одной изъ таинственныхъ нишъ и распростерлась ницъ. Боясь помѣшать ея молитвенному экстазу, Безымянный и Сигаль издали любовались изящнымъ силуэтомъ дѣвушки, вырисовывавшимся на фонѣ ниши, какъ видѣніе или мечта поэта, во всей своей чистой красотѣ и граціи.
На каменныхъ плитахъ колоннады раздались шаги и снова смолкли у входа.
Сигаль обернулся и увидѣлъ богатыя носилки, съ пурпурными занавѣсами. Его несли слуги индусы, одѣтые въ ферримы (бѣлые и красные плащи) -- отличительный признакъ ихъ касты. Войдя въ храмъ, слуги опустили паланкинъ, изъ котораго вышли двѣ женщины. Одна изъ нихъ была безобразна и стара, у нея было хитрое, лукавое лицо старой служанки, другая была прекрасна какъ мечта, совсѣмъ молодая, но съ страшнымъ блуждающимъ взглядомъ, безпокойно смотрящимъ куда то въ пространство.
