Я налил еще рюмку, закурил и стал думать. Двое русских говорили о некоем Чэнкоу, которого скоро убьют, потому что агенты уже узнали то, что им от него было нужно...
Через час мой стакан был пуст, и я дремал, когда снова замигала красная лампочка. Я не знал, как долго она мерцала, прежде чем увидел это. Я вскочил и посмотрел через объектив.
Этот человек был один, и он вошел через окно. Занавески все еще двигались взад-вперед. Я не мог выключить красный свет, потому что каждый раз, когда я это делал, шторки разлетались и перерезали луч. Но сомнений в том, кто этот человек, не было. Он был высоким. Он был стройным. И он был азиатом.
Когда я увидел его, он высоко поднял кинжал и пошел к кровати. Как только он понял, что кровать пуста, он медленно опустил кинжал. Он плавными кошачьими движениями прокрался вокруг кровати и пошел в ванную. Он снова держал кинжал наготове. Он открыл дверь и вошел внутрь. Потом вернулся в спальню. Он начал с ящиков, но и вполовину не так тщательно, как это делали русские агенты. Он обыскал одежду в шкафу, быстро ощупал место под матрасом.
Это был человек, за которым я должен был следовать. Он был ключом ко всему плану. Он сделал фотографии планов базы. Он знал все ответы на мои вопросы.
Если он вошел через окно, то, должно быть, воспользовался пожарной лестницей. Он преследовал меня все это время? Возможно, он также знал о том, что я маскировался под Джона Энтони.
Он искал быстро. Он встал у изножья кровати и огляделся. Мне стало интересно, не искал ли он того же, что и русские. Пока он стоял там, я внимательно посмотрел на него. На нем была рубашка с открытым воротом и свободные брюки. Его тело было таким худым, что одежда, казалось, висела на нем, как на вешалке. У него было широкое плоское лицо с раскосыми глазами и почти плоским носом. Его прямые черные волосы падали глубоко на глаза. Только когда он повернулся к окну, я увидел шрам. Он был всего на дюйм или два в длину, но настолько глубок, что его левый глаз был почти закрыт. Кожа вокруг шрама втянулась, как бы разбитое пулей. Я подумал, не ослеп ли он на этот глаз. Прежде чем он добрался до окна, он снова заглянул в комнату. Его раскосые глаза сфокусировались на соединительной двери. Я инстинктивно отпрыгнул назад. Поскольку я мог так хорошо видеть через этот широкоугольный объектив, мне было трудно представить, что кто-то в другой комнате тоже не может видеть тебя. У меня было ощущение, что межкомнатная дверь сделана из стекла. Но инстинкт был подавлен. Я знал, что он не мог видеть меня через мой объектив. Если бы он приблизился, то мог бы увидеть кусок стекла размером с ноготь мизинца в двери, но он стоял у окна.
