Вопросы к бедной женщине сыпались со всех сторон, успевай только поворачиваться.
– Тихо, девоньки, не кричите. Сейчас всё по порядку расскажу. Во-первых, сразу предупреждаю, кто к Славе моему приставать будет, той туго придется. Он это был сегодня, муж мой. С утра тебе, говорит, помогу товар развесить и на курсы машинистов-экскаваторщиков пойду. Я, говорит, на тракторе-то умею, мне бы права только получить. А там или в Москву поеду, или на Севера завербуюсь, года три поработаю, и вас из этого всего вытащу. И не пьет больше он, с того раза, ни капельки. А уж дома, такой ласковый, такой…, – Она томно закрыла глаза и повела плечами.
Посуровели лица её подружек, вытянулись, словно на образах старинных. Известно, как у нас на Руси чужому счастью радуются? Однако те, кто постарше пристыдили молодежь:
– Тихо, вы, сороки. Давай, Ольга, не тяни, рассказывай.
– Слушайте же, подруги. В первый день у меня ничего не вышло. Не углядела я, утек мой ненаглядный из дому. Ну, а там – дело привычное: объявился лишь к вечеру и, как водится на бровях. Но во второй день я бдительность не теряла, и, едва услышала, как он собираться начал, стеной встала. Как хочешь, говорю, сама у порога лягу, детей рядом положу, но не выпущу. Смотрю, а у него в глазах что-то осмысленное появилось. Видать, не совсем пропащий он, видать, дошло как-то мое слово до него. Остался. Каких мне трудов стоило, не высказать, но целый день рука об руку с ним проходила, ни на минуту от себя не отпускала. А с него, бедного, не семь, сто семь потов сошло, а к утру, вообще, трясти начало. Терпи, говорю, немного осталось. Утром поедем с тобой в Куделькино. А сама не говорю зачем. Просто, поедем и всё, так надо, дескать. Дожили до утра. Я такси вызвала, сели, поехали.
Действительно, там и езды-то всего ничего было, но как только приехали и пришли к ключику, поняла вдруг, что здесь всё другое. А, может, наоборот, у нас это другое, а там – всё правильное. Словно бы в другой мир попала. Тишина такая… только птички поют и ручеек в овражке журчит. Одно слово – благодать божья. Я своему и говорю: «Раздевайся по пояс и иди к ручейку. Ополоснись там, а потом приходи сюда и на колени становись, молиться будем». Он, бедный, притих как-то, но всё сделал, как сказала и перечить мне не стал. Встали мы с ним лицом к солнышку – я «Богородице, Дево, радуйся» читаю, а ему бумажку с молитвой святому мученику Вонифатию дала и приказала: «Читай, вслух. И чтобы с выражением было и без запинки».
