Он внезапно сообразил, что кто-то (наверняка скаит-стиратель) удалил часть их памяти, и по его щекам наконец покатились давно сдерживаемые слезы. Однако он не останавливался — и чтобы расстаться с грузом прошлого, и пытаясь пробудить воспоминания в их окостенелых умах.
— Северный Террариум? — переспросил па. — Это что? Фабрика такая?
— Вместо того, чтобы так кричать и плакать, вам бы лучше удалиться и дать нам поужинать, — добавила ма.
— Кто плачет, тому есть чего стыдиться! — изрек па нравоучительным тоном. — Люди с чистой совестью не плачут.
Жек не обращал внимания, что его перебивают. Слезы срывались с его губ, и мгновенно таяли, рассыпаясь у рта блестящими брызгами.
— Спасибо моему другу-карантинцу — я избежал смертоносного газа. Потом попал в ядерную пустыню, и меня там подобрал атомный глиссер капитана Годована и его атомный глиссер. Я перелетел половину космоса на борту огромного судна видука Папиронды, а другую — в брюхе у космины, небесной странницы. На Матери-Земле, колыбели человечества, я познакомился с Найей Фикит и ее дочкой Йелль — перед тем, как наемники-притивы их схватили и отвезли к муффию Церкви. Махди Шари научил меня путешествовать с помощью антры, звука жизни, и я пришел повидать вас перед нашим отлетом на Сиракузу. Я освобожу Йелль, потому что люблю ее и хочу на ней жениться. У меня все хорошо, хотя иногда я скучаю по вам… Вы правда меня не вспомнили?
Па покачал головой с энергией, неожиданной для такого с вида безучастного человека.
— Мне бы хотелось доесть суп, пока он не остыл, — проворчала ма.
— Зачем вы поставили лишнюю тарелку? Вы кого-то ждали?
— Такая уж мания у ма Ат-Скин, — отвечал па, пожимая плечами. — Говорит, что делает доброе дело, накрывая прибор для тех, кого с нами нет.
— Для тех, кого с нами нет?
— Мертвые, пропавшие без вести, души, которые блуждают над нашими головами. Они видят, что мы думаем о них, и просят за нас перед святыми Церкви…
Жек кивнул. Он уяснил, что отныне его единственная настоящая семья — Йелль, Найя Фикит, Сан-Франциско и Феникс. Теперь он торопился уйти, торопился покинуть этот дом, этот город, эту планету, торопился присоединиться к махди Шари и вместе с ним готовиться к освобождению и оживлению четырех застывших тел. Понял он и причину, подтолкнувшую его вернуться в места своего детства: ему следовало навсегда разорвать узы, связывающие его с ушедшим, чтобы стать настоящим воителем безмолвия. Вид стертых, превращенных в тряпки родителей укреплял его в решимости, побуждал наверстывать упущенное. Пусть его лишили радости прикоснуться к ним, обнять, проникнуться их теплом, но он не держал на них зла, с него было довольно просто их любить. Жек бросил взгляд — полу-ностальгический, полу-насмешливый, — на полку с шаровым головизором, смешным и бесполезным символом достатка семьи Ат-Скин.
