Из нерешительности их вывел очень кстати прозвучавший ломкий голосок:
— Дайте дорогу!
И они расступились, поскольку уж от этого-то действия ждать печальных последствий не приходилось. Между ними пробрался парнишка лет двенадцати (от десяти до пятнадцати — кто их разберет, паритолей), отпихнул павлина ногой и склонился над окаменевшим телом. Мальчик носил такие же сероватые куртку и облеган, что и замороженный (причем покрой одежды и качество ткани выдавали, что вещицы пролежали пару сотен лет), в дополнение их сходства он размахивал таким же дымящимся волнобоем. Он какое-то время тряс за плечи своего криогенизованного товарища, но не добился никакой реакции.
— Бесполезно, — объявил какой-то буржуа в роскошной муаровой накидке, которой не удавалось скрыть его тучности. — Единственный способ вернуть его к жизни — это ввести ему реанимационные препараты вместе с его генетическим кодом. Вам нужно срочно доставить его в одну из лечебниц Венисии. Хотите, чтобы я вам вызвал таксишар?
Мальчик обернулся и посмотрел на него измученным, полным слез взором. Чужаки ничего не понимали в ментальном контроле, их можно было читать по глазам, как открытую голокнигу. Довольный собой буржуа подавил торжествующую улыбку: ни один эмоциональный всплеск не отразился на его спокойном, нейтральном, ровном голосе.
— Учитывая, что его оружие все еще дымится, я сомневаюсь, чтобы его криогенизировали более трех часов назад, — вмешался мужчина, белое лицо которого, обрамленное тремя локонами, резко выделялось в темноте. — Поэтому ему не нужен генетический код для пробуждения, достаточно препаратов реанимации.
Ребенок встал, подошел к нему и так напряженно на него уставился, что тот отступил на шаг. Было что-то устрашающее в силе, исходящей от этого взгляда.
— Вы уверены?
— Абсолютно, и не нужно так прожигать меня глазами, мой юный друг, — запротестовал мужчина. — Да вы даже зачатков контроля эмоций не получили? А что вы делаете посередь ночи с волнобоем в руке? Вы, значит, вор? Или один из этих революционеров, которые заявляются с далеких планет, чтобы устраивать беспорядки на Сиракузе?
Ребенок продолжал свирепо всматриваться в него, ничего, однако, не отвечая.
— Возможно, с полицейским или скаитом-чтецом вы будете разговорчивее, — продолжал мужчина.
Зрители поспешили выразить одобрение земляку — кто еле заметно шевельнул подбородком, а кто чуть подмигнул. Чужаки внушали им не только презрение или насмешку, но и недоверие, опиравшееся на столетия веры в собственное превосходство. У этих двоих, молодого человека и ребенка, появившихся из ночи и вооруженных как вульгарная солдатня, наверняка была нечиста совесть, и здравый смысл требовал без промедления сдать их на попечение сил правопорядка. Программы стирания, которые на ежемесячных службах в храмах внедряли в них скаиты, инстинктивно отождествляли полицию с ценностями социального порядка и с нравственностью.
