Холодная комната | страница 95



– Со святыми у-по-кой, – тянул басом дьякон. Ему подтягивали две девушки – судя по голосам, не меньше чем выпускницы вокального факультета Гнесинки.

Алексей Григорьевич был красив, хоть слишком напудрен. Однако, не было ощущения, что он может открыть глаза, улыбнуться, встать. Совсем не было. К Кременцовой шагнул Перинский. Шмыгая носом, он положил ей на плечо руку. Из бокового кармана его ветровки торчала бутылка виски. Инна Сергеевна не смотрела на Кременцову. Её большие глаза блестели от слёз, но тушь не была размазана.

– Юлька, Юлька, – надрывно скулил Перинский, трясясь в рыданиях на плече готовой убить его Кременцовой. Видимо, никаких других слов он вспомнить не мог. Когда отпевание завершилось, стали прощаться. Все целовали белый венец на лбу мертвеца. Перинский поцеловал раз двадцать, твердя при этом со всхлипами: «Юлька, Юлька!» Его оттаскивали втроём. Юля, наклонившись, не удержала слезинку. Она упала на длинный нос Хусаинова и скользнула вниз по его щеке, размывая грим. Свеча в сложенных руках покойника наклонилась. Её поправила дама из Генеральной прокуратуры.

А потом два могильщика стали прибивать к гробу белую крышку. Стук молотков звучал нестерпимо. Из свода он возвращался сплошным, раскатистым звоном. Гроб понесли к могиле Кирилл, Николай Петрович, Егор Семёнович и Перинский. Рядом с последним шёл, страхуя его, капитан Науменко – самый лучший в Москве кинолог. Могилу вырыли ещё утром. Дно её было устлано красно-жёлтым ковром из листьев, кружившихся над погостом.

– Мягко будет ему, – пробормотал кто-то, когда опускали гроб. Две или три женщины зарыдали. Каждый бросил на гроб по горсти земли. Достали платки, чтоб вытереть руки. Могильщики не спеша взялись за работу. Дышалось очень легко. Было очень тихо. И очень пасмурно. Юле захотелось уйти. Затравленно оглядев редкий лес крестов, холодно мерцавший под серым небом, она приблизилась к Бровкину и шепнула:

– Кирилл! Эксперты что говорят?

– Какие эксперты? – косо взглянул на Юлю Кирилл, которому перед этим что-то шептала на ухо Карнаухова.

– Про икону что говорят эксперты? Скажи, пожалуйста! Очень нужно.

Инна Сергеевна отошла. Старший лейтенант помолчал с минуту, вслушиваясь в отрывистый, методичный скрежет лопат, и проговорил:

– Ничего особенного.

– Как так?

– Ну, оклад – из меди, начало прошлого века. Доска – не помню, из чего сделана. Я тебе позвоню.

Юля попрощалась только с Андрюшкой, и то кивком, потому что он стоял с другой стороны могилы. Шла, не оглядываясь. Шла быстро, хлюпая – но не носом, а липкой сукровицей в ботинке. И даже если бы она знала, что никогда более не увидит ни одного из этих людей, столпившихся у могилы – не обернулась бы всё равно. Ей не было грустно. Ей было плохо.