– Вырвали, – уточнил Перинский, хрустя печеньем. Следователь вернул бумагу помощнице.
– Это как?
– Судя по отсутствию повреждений на нём – без помощи каких-либо твёрдых приспособлений. То есть, руками.
– А разве это возможно?
– Да, для гориллы. Но не для каждой, а лишь для склонной к припадкам бешенства и всю жизнь занимавшейся силовыми видами спорта.
Вряд ли судмедэксперт сказал это с умыслом, но лицо Кременцовой изобразило такое неудовольствие, что слегка усмехнуться посмел только Хусаинов. Если бы речь шла не об оторванном языке симпатичной женщины, он бы даже и рассмеялся, после чего услышал бы от своей помощницы просьбу подойти к зеркалу и расплакаться. Но сейчас ему было очень невесело и без зеркала.
– А когда наступила смерть?
– Да часов семь-восемь назад, – ответил судмедэксперт, – около полудня.
– Юлька, за мной, – скомандовал Хусаинов, и, взяв из вазы конфету, направился к входной двери. Проходя мимо усатого капитана, бросил ему:
– Ты тоже.
Плотно прикрыв за собою дверь, которая от нажатия затрещала, три офицера спустились к почтовым ящикам и окошку на межэтажной площадке и закурили – каждый свои.
– Ну, что у тебя? – спросил Алексей Григорьевич участкового.
– Десять лет они тут живут, – сказал капитан, – ну, точнее, жили. Квартира досталась им от какой-то родственницы Артемьева, уж не помню, какой. Жили вполне тихо, хотя и пили. Ни от них, ни на них никаких сигналов никогда не было.
– Она тоже квасила, что ли?
– Да так, слегка, по-интеллигентному. Тем не менее, год назад из школы её попёрли. Она там русский язык и литературу преподавала.
– А муж её где работает?
– На Туполевском заводе, мастером. Вечерами пашет в фирме «Заря», неофициально. Начальник ему – заказы, а он ему – половину денег.
– А что он делает?
– По квартирам ходит – карнизы вешает, люстры, зеркала, полки и всё такое.
Кивнув, Алексей Григорьевич удостоил своим вниманием Кременцову.
– Что он тебе сказал интересного?
– Что ушёл на работу в семь или даже раньше. Жена спала. Вернулся в семнадцать тридцать. Дверь была заперта. Ключ жены – на месте. Ничего, вроде бы, не пропало.
– Он хорошо смотрел?
– Какое там хорошо! В истерике бился.
– А третий ключ у них был?
– Он точно не помнит.
– Она ждала кого-нибудь?
– Он не знает.
– Он точно был весь день на работе?
– Да, я проверила.
Дверь семьдесят четвёртой снова открылась. Вышел врач с саквояжем. Спускаясь, он произнёс:
– Можете продолжить допрос. Но только сначала труп уберите. Я полагаю, что он вам больше не нужен.
