– В семидесятой квартире!
– Третий этаж?
– Да, третий.
– А вы живёте одна?
– Одна! Дочка у меня весной замуж вышла, а сын с племянником…
– Всё понятно. Я к вам зайду. Будьте дома.
выдернув руку из цепких пальцев старухи, следователь вошёл в подъезд, и, вдруг заспешив, поднялся по лестнице с расшатавшимися перилами на четвёртый этаж. Идя от второго к третьему, он щелчком отправил окурок в форточку. Деревянная дверь семьдесят четвёртой квартиры была открыта. В тесной прихожей сидел на стуле щупленький капитан с седыми усищами. Это был участковый. Он козырнул Хусаинову, незначительно приподнявшись, и протянул ему руку. Квартира была двухкомнатная. Алексей Григорьевич оглядел её из прихожей. В маленькой комнате, на тахте, поверх одеяла, лежал труп женщины. Эта женщина была голая. Её рот был открыт, притом очень широко, до предела. На подбородке и шее запеклась кровь. Мёртвые глаза смотрели на потолок с таким выражением, что семнадцатилетний стаж сыщицкой работы не удержал Хусаинова от невольного вздоха. Во второй комнате, на диване, лежал мужчина. Живой, одетый, в сознании. Рядом с ним сидел, делая ему внутривенный, врач Скорой помощи.
– Я могу с ним поговорить? – спросил Хусаинов, обращаясь к последнему.
– Через пять минут. Девушка уже с ним поговорила, и вот чем кончилось.
Хусаинов прошел на кухню. Там весело пила чай вся следственная бригада – два дактелоскописта, судмедэксперт Перинский и лейтенант Кременцова – двадцатипятилетняя длинноногая стерва с кукольными глазами, великолепным французским, сносным английским и чёрным поясом по дзюдо. Её многочисленные достоинства и таланты не впечатляли лишь одного человека, а именно Хусаинова, её шефа. Как-то раз он за попытку сделать ему без его согласия массаж плеч сделал Кременцовой такой массаж задней части тела, что все её столкновения этой самой частью с татами при смертоносных бросках показались ей не более чем шлепками войлочным тапком. С этого дня она зареклась прикасаться к шефу, но поклялась при каждом удобном случае отравлять ему жизнь различными способами. С фантазией у неё, в отличие от ума и совести, проблем не было.
– Кофе, чай? – мяукнула Кременцова, вручая следователю акт осмотра места происшествия. По привычке проигнорировав не особо важный вопрос с её стороны и тем самым не дав свершиться какой-нибудь обезьяньей выходке, Алексей Григорьевич пробежал акт глазами. Потом взглянул на судмедэксперта.
– Так что, реально язык отрезали?
