– Так и стой, покуда не поумнеешь, – сказал Ивась, – ты наказана за свой слишком длинный язык!
– Сам дурак, – фыркнула Ясина воткнутым в угол носом. Хотела что-то ещё прибавить, но тут дверь снова открылась. Вошёл Грицко. Он нёс что-то плоское и прямоугольное, обёрнутое холстом. Ребекка, сидевшая рядом с Настей, почувствовала, как дрогнуло её сердце. Грицко, тем временем, аккуратно поставил предмет, который принёс, на лавочку у печи, прислонив к последней. Затем развернул холстину. Маришка ахнула, Лиза ойкнула. После этого наступило длительное молчание. У Ясины, которая созерцала изображение Насти, вывернув шею, глаза от радости засияли. Она и оборвала тишину, спросив:
– А что ж ты, Грицко, нарисовал панночку нашу, госпожу Лизу, с белыми волосами и голубыми глазами? Она ведь зеленоглазая, рыжая, как лиса, да с родинкой на щеке! Очумел ты, что ли?
– Так я ведь Настеньку рисовал, – возразил Грицко, сейчас лишь заметив наказанную Ясину. Ивась, разозлившись, крикнул ей:
– Носом в угол! Не то подол задерёшь при всех!
– Ах, вот оно что, – вяло протянула Ясина, вновь обратив к остальным затылок, – Настеньку рисовал? Так ведь это пану понравится ещё меньше, чем Настенькина от тебя, дурака, брюхатость! За это дело пан вам обоим шеи свернёт, как кроликам!
– Почему? – не понял Ивась.
– Да как – почему? Наш пан ни князю Потёмкину, ни Суворову, ни царице не кланяется так низко, как образам святым! Если бы твой братец с госпожи Лизы намалевал Царицу Небесную – пан его отругал бы лишь, но за Богородицу, нарисованную с овцы…
Не договорив, Ясина хихикнула и вздохнула. Все остальные стали смотреть на Настю. Настя не отрывала молящих глаз от Грицка. Но тот на неё давно уже не глядел.
– Ты, Яська, всё правильно говоришь, – пожал он плечами, – но только я ведь госпожу Лизу и рисовал. Ты сама сказала, что это – госпожа Лиза.
– Так ты ведь Настеньку рисовал! – с издёвкой проблеяла, как коза, Ясина, – все это слышали!
– Разве это кто-нибудь слышал? – спросил Ивась, обводя всех взглядом. Панночки улыбнулись и промолчали.
– Лично я – нет, – зевая, отозвалась Ребекка, – а у меня – смотрите, какие уши! Как лопухи. Я всё ими слышу.
– Видишь, Ясина, тебе почудилось, – объяснил Грицко, – ты горилку чем запивала? Квасом? Он, видать, забродил. Жара-то – как в пекле!
У Ясины от злости пятки порозовели.
– Тогда, Грицко, отвечай: что делали вы в овраге? В куклы играли? И почему у госпожи Лизы на этом изображении голубые глаза да белые волосы? Или скажешь, что мне это тоже чудится с пьяных глаз?
