– Старик, оставь его! – повысила голос Черногу́рочка.
– И штой-то Дева Стужи тут раскомандовалась, ась?! – проскрипел недовольный стариковский голос, после чего он обратился к Доброми́ру: – Давно я никого не морозил… Откель пришел, чужак?
– Из Ле́та, – с трудом проговорил Доброми́р, едва шевеля замерзшими губами.
– Я иду с ним! – твердо сказала Черногу́рочка.
– Ищё чаво?! – притопнул черный старец, обернувшись, борода которого такими же размазанными вихрями, как одежда Девы Стужи, развивалась по сторонам. – А Зиму хто морозить будет?
– Ты, Старик, – высокомерно вздернув носик, ответила Черногу́рочка, и украдкой глянула на Доброми́ра.
– И чаво ты на него так зы́ркаешь? – насупился Старик Проморо́зник, строго глянув на Деву.
– Не твое дело, – отрезала она.
– Я тоже пойду в ваше Лето, – вдруг сказал Старик.
В это время Доброми́р увидел воткнувшуюся в наст рукоять от отцовского меча и вздохнул.
– Не грусти, – улыбнулась Дева Стужи.
Черные снежинки потянулись к рукояти разными потоками, подхватывая осколки клинка, они превращались в зауженную спираль. Доброми́р от удивления открыл рот. Увидев это, Черногу́рочка улыбнулась.
Глава 4
Люту́нья смотрела сквозь толщу болотной воды в серое небо. Она уже давно следила за этим воином и распознала в нем Избранного Богами, но какие бы порчи не насылала на его род, ничего не происходило. И только, когда тот воин начал убивать ее сотворенных «деток», она решила его извести, отправив в скрытый волшбой мир Льда, так как Переход в Черносне́жье находился именно в Зато́пье.
Ведьма довольно улыбнулась от свершения задуманного, и ей показалось, что болотная вода стала прохладной.
«Странно», – подумала она, приближаясь к поверхности.
Вода вдруг стала вязкой и начала сковывать движение. Когда Люту́нья все же поднялась над поверхностью, синева мха мгновенно подернулась серой изморозью. Над болотом замерцал темный сгусток воздуха, и от него повеяло холодом. Чернота цеплялась за воду, покрывая поверхность льдом, но дальше сгустка черный холод не пошел. Вытягиваясь серыми языками изморози, он переходил в белый иней. Из клубящегося сгустка вышла черная дева, придерживая черный подол и ступая по болоту босыми ногами, от которых молниеносно в разные стороны расходились полосы промороженных дорожек. Следом за девой вышел черный старец. Наслаждаясь потехой, он довольно махнул рукой, и скрытые мо́роком кикиморы с лешим вмиг проявились ледяными статуями. Но и Люту́нья уже не могла шевелиться, ее ноги вмерзли в остекленевшую воду, а тело промерзало все выше к ее голове.
