Михеевский пронизывающий взгляд прожигает насквозь. Странно, что палёной тканью не пахнет. Чувствую себя тем самым несчастным муравьём под лупой, только в отличие от муравья — мне нравится то, что происходит…
— Так, я пошёл, — ушатом ледяной воды остужает нас знакомый голос. — С вами круто, но завидно, — смотрим с Герой друг на друга не отрываясь, но всё равно видим боковым зрением как Нечаев сползает с постели и в обнимку с подушкой идёт на выход. — Если что, до утра комната в вашем распоряжении, я вниз… Хотя… Есть идея получше… — не договорив мысль, за ним плотно закрывается дверь. Оставляя нас наедине.
Секунда, вторая, третья. Комната погружается в мёртвую тишину, в которой слышно лишь моё колотящееся сердце. Предатель! Нельзя не палить?
— Ну так что? — насмешливо интересуются. — Сама разденешься или помочь?
На слабо берёт, сволочь?
— Ну разденешь, а дальше что?
— Решим по ходу дела.
— Да что-то всё никак не решишь. Забуксовал, — раздражённо отпихиваю от себя Геру. Тот не сильно сопротивляется, поэтому почти без препятствий оказываюсь на ногах. — Мямля ты, Гертруда. И сыкло. Кишка тонка признаться, что влюбился?
— Тебе давно рот с мылом мыли?
— А ты на меня стрелки не переводи! Это не я как девственница ломаюсь: хочу — не хочу, надо — не надо. То ли за ручку подержаться, то ли в трусы залезть — что же выбрать! Знаешь, что я об этом всём думаю? Иди нахрен, достал! — сопровождаю тираду красноречиво вскинутым средним пальцем.
Это я погорячилась. В следующую секунду мою руку заламывают за спину, насильно задирая подбородок. Метеор чёртов, по щелчку оказался рядом.
— Берега не путай, — сердито щурится Михеев. — Забываешься.
— Отпусти, — на этот раз высвободиться не так просто. Чем больше извиваюсь, тем больнее в сгибе локтя. — Отпусти, сказала, придурок. Больно!
— Не ёрзай, хуже будет, — неудавшаяся попытка с пинком заканчивается тем, что моя спина влетает в скрипнувшую перегородку гардеробной. — Что ж ты такая неугомонная? — цепенею, когда его палец скользит по моим губам, приоткрывая рот. В горле моментом пересыхает, а вырвавшийся из нутра выдох шкребёт по нёбу. Ка-а-апец я быстро переобуваюсь. Меньше секунды назад сковородкой бы его жахнула, а теперь… А теперь внутренности в узел перекручиваются от одного его взгляда. — Я об этом наверняка пожалею…
Пожалеет? Опять одолжения или что?
— О чём? Слышь, друган, если я не получу хоть какого-то мало-мальски внятного ответа, засуну тебя в чёрный лист. Зуб даю. Буду игнорировать само твоё существование до… — поцелуй обрывает негодующую тираду, обжигая до испарины.
