Кушина в свою очередь успела посетовать на то, что ее собственные дети, скорее всего, будут Узумаки только по фамилии. Если она сама не сможет стать во главе Конохи, то ей придется выйти за кого-то приближенного к будущему Четвертому Хокаге или за него самого. Хотя Хирузен всегда говорит, что Коноха не будет принуждать своего джинчурики ни к чему против ее воли, но опыт других деревень прямо намекает на судьбу Кушины. Только став Хокаге, она может рассчитывать на свободу выбора, но стать первой женщиной-Хокаге, да еще и родом из другой деревни, почти нереально. Особенно с ее нынешними силами и способностями.
— Поэтому я хочу обучиться фуиндзюцу у Микото, — доверительно сообщила Кушина своей собеседнице. — Я обучусь всему, чему только смогу! Я должна стать лучшим шиноби! Идеальным! Идеальнее даже этого белобрысого Минато! И садиста Фугаку.
— Фугаку не садист, — вмешалась в разговор Микото, — он просто слишком ответственный и беспокоится за товарищей.
— А по нему и не скажешь, — проворчала Кушина. — А что, пятнадцать минут уже прошли?
— Да, — коротко кивнула Учиха, надкусывая палец.
Кровь выступила небольшой каплей, руки Микото мелькнули в едва заметном жесте, и на столе, в облаке тумана, появилась знакомая Кушине с детства змейка. Во рту ее был зажат небольшой свиток.
— Так-так! — обрадованно накинулась на призванное животное Нами.
— Что там? — холодно спросила Микото у подруги, которая торопливо разворачивала свиток.
— Так… Передает приветствия и пожелания здоровья… — начала бегло читать письмо Хьюга. — О, здесь способ лечения Хибакари. М… Нужно будет зайти в Канпо Ияку. Странно… Учитель всегда брезговал ингредиентами из аптек.
— Дальше, Нами, — требовательно сказала Микото, стоя за спиной Хьюга и пустыми глазами глядя в окно на кухне.
— Дальше… Дальше снова лечение. Лечение. И еще лечение… Все, — растерянно сообщила Хьюга, осмотрев свиток с двух сторон. — Только слова прощания. Больше ничего.
— Больше ничего, — тихо повторила Микото, едва заметно сгорбившись. — Понятно. Понятно… Охеми, давай продолжим!
Кушина заинтересованно наблюдала за Учиха и ее преображениями. Сначала казалось, что из нее словно стержень вынули, настолько она обмякла, узнав о содержимом письма. Потом вновь вернула свой холодный вид. Как-то это подозрительно!
— Ох-хо-хо, — тяжко вздохнула, глядя вслед подруге, Нами. — Как же с вами тяжело.
— А что с ними? — осторожно спросила Кушина, чуя какую-то грандиозную драму между Орочимару и Микото.
