В тени Рюджина | страница 63



Забавно, но пока у меня проблема была не со скрытием своих способностей, а с их раскрытием. Оказалось, что жизнь в новом теле решительно отличается от того, что я испытывал при смене тел ранее, и приспособиться к новизне не так просто.

Ранее, когда я только появился в этом мире, для меня сам факт наличия физического тела долгое время был в новинку, так как я от него успел порядком отвыкнуть, поэтому нетипичные для моего прошлого способности воспринимались не менее удивительно, чем возможность ходить и необходимость дышать. Потом, когда я сменил тело с помощью техники, то оно поменялось не так кардинально, чтоб отличия бросались в глаза. Теперь же…

Как только мое сознание оказалось в теле Охеми, мне сначала показалось, что я ослеп, оглох, потерял обоняние и еще уйму крайне полезных и необходимых для жизни вещей. Это было ужасно! Привыкнув к острому змеиному обонянию и способности ощущать вибрации поверхностей, я, наверное, месяц дергался, когда ко мне в теле Охеми подходили со спины. А без термолокации, тапетума и приспособленных к восприятию ультрафиолета пигментов в глазах ночи, оказывается, действительно темные. Правда, также оказалось, что уши — это все же не бесполезные отростки на голове, а ими можно и нужно прислушиваться ко всему, что происходит вокруг, а не только к голосам собеседников.

В общем, в условиях привыкания к новому телу и, что более важно, к новым кеккей генкай в нем, мне вряд ли стоило рассчитывать на быстрый рост умений ниндзя. Сейчас я могу как-то отмахаться от шестилетнего одноклассника или вырастить из семечка арбузную бахчу на подоконнике, но чтобы научиться чему-то большему, придется приложить немало усилий. Так что отчасти из-за этого все мои автономные клоны были детьми.

У ребенка по имени Охеми был неизмеримый генетический потенциал, который можно было в полной мере и в краткие сроки реализовать только в Конохе. Вот только помимо прекрасных перспектив у Охеми в Деревне Листа не было больше ничего.

— И шампунь еще, — угрюмо попросил я у банщицы в раздевалке, отсчитывая еще пять рё к уже отданной полусотне и проклиная инфляцию.

До Первой мировой на один золотой рё можно было год в онсене жить безвылазно! Всего сорок лет прошло, а уже пятьдесят за двоих приходится отстегивать! Правда, с тех пор все страны уже перешли на бумажные деньги. И еще две войны прошло. Но все равно инфляция здесь бешеная. Растет, как волосы у Анко, на которые все больше уходит шампуня!