Немного омрачало радость только то, что у «ирокезов» уже четвёртый двухсотый, всё от того же снайпера, ну да на то она и война. Оставалось надеяться, что за ночь меткий черноармеец не переместится на их участок.
Летняя пустыня куда приятнее ночью, чем днём. Не жарко и не холодно, где-то вдалеке скрипит то ли птица, то ли цикада-переросток, лёгкий ветерок…
Морлок раздражённо поморщился, почувствовав новую волну вони. Порванный снарядами даиш начал всерьёз вонять ещё вечером, по-хорошему, надо было оттащить его подальше от позиции, но возиться с тухлятиной никому не хотелось, а Рябчик не проявил нужной в данном случае командирской твёрдости. Потом кому-то (кажется, Абрикосу, хотя он и отнекивался впоследствии) пришла в голову гениальная мысль облить жмура83 печным топливом84 из найденной тут же канистры и поджечь – мол, вонять меньше будет.
Идея оказалась так себе. Во-первых, в разгрузке горящего духа, которую побрезговали снять, начал рваться БК, включая гранаты (что вызвало недоумённые вопросы в эфире от Афони и, в свою очередь, припадок ярости у Рябчика). Во-вторых, вонять и правда стало меньше, но только на пару часов, после чего запах усилился настолько, что реально вызывал приступы тошноты.
Гриша вздохнул и поёрзал на каремате. Спать хотелось, и даже очень, но, при этом, заснуть никак не получалось. Так бывает, когда сильно вымотаешься за день – организм настолько утомлён, что никак не может расслабиться. По закону подлости, через час Петренко должен заступать на пост, и что-то ему подсказывало, что минут за пятнадцать до этого он, как раз, и уснёт.
Сквозь храп спящих вокруг товарищей донёсся шорох и сдавленное кряхтение – кто-то, разминая затёкшие конечности и спину, встал с лежанки и побрёл в сторону. Донёсшееся через несколько секунд журчание объяснило причину. Гриша хотел было выругаться в адрес мудака, которому лень отойти подальше, но ему показалось, что это Дюбель, а нарываться не хотелось – командир отделения и так косо смотрел на «маасквича», хотя Петренко не косячил и вообще поводов, вроде как, не давал.
Ночь разорвали золотистые вспышки, с грохотом лопающиеся прямо за бруствером. Морлок, привычным движением перевернувшийся на живот и вжавшийся в землю, успел с какой-то отстранённостью подумать – повезло, что они разместились на склоне за пределами духовского укрепа. Вал, скобкой охватывающий вершину холма с юга, никак не защищал от стрельбы с севера, а именно оттуда, похоже, она и велась. Но они заночевали чуть поодаль от укрепа даже не поэтому, и не потому, что на позиции нашлись две растяжки и вполне могло оказаться что-то посерьёзнее, а из-за вони, испускаемой поджарившимся жмуром. На той стороне сейчас лишь трое часовых, и вот им, конечно, не позавидуешь…
